Газета Завтра 157 (49 1996)

Газета

Тогда — сначала незаконные, нелегитимные, оскорбительные, преступные выборы под автоматами чеченских боевиков. Апофеоз унижения России. Пример для тех, кто хочет идти тем же путем.

Дальше — объявление независимости Чечни.

После этого — признание Чечни по нарастающей (например, Латвия, Эмираты, Турция, затем кто-нибудь из Европы).

Чем на это ответит Россия? Выйдет из Совета Европы? Начнет ядерные испытания в одностороннем порядке? Ой ли! Убежден, что ныне действующие политики, все без исключения, — просто “умоются”! Будут что-то возмущенно лепетать! Рыбкин разведет руками, а Березовский придумает еще пять-шесть “умопомрачительных схем”. И вот тут-то и начинается главное. Вместе с “проглоченным” Россией международным признанием Чечни, а может

быть, и до него, на аэродром, уже не защищаемый российской бригадой, начнут садиться, например, турецкие десантные самолеты. “Независимая” Чечня имеет право на иностранную базу, не так ли? Спохватившаяся Россия уже не сможет конфликтовать с Чечней как с анклавом, как с мятежным сепаратистским образованием. Она должна будет идти на конфликт иной интенсивности. А на это, конечно же, не хватит ни сил, ни воли (в том числе и воли одного барвихинского “крутого мужика”, рулящего одновременно в разные стороны).

ИМЕННО ЗДЕСЬ находится развилка. До вывода бригад конфликт в Чечне, заявившей о выходе из России, еще можно держать в рамках внутреннего российского дела. После вывода бригад это будет почти невозможно. Вывод бригад в случае крайне высоковероятного выхода Чечни из России после выборов и объявления независимости снимает все имеющиеся возможности возврата к разумной ограниченной конфликтности. Ах, вы ее исключаете? Тогда не врите! Скажите прямо, что даже если Чечня выйдет из России, никто конфликтовать не будет. А все махнут рукой и будут ждать, кто выйдет следующим. Ждать — и не дергаться. Как это называется? Это называется: сдача национальных интересов, вторая редакция горбачевизма, неспособность власти удержать вверенное ей государство. Вот что это такое. Причем тут женские добродетели, академические звания, административные таланты и умение до последнего силовика сражаться за высшее кресло, под которым распахивается бездна безгосударственного бытия России?!

Между тем, вышедшая Чечня не успокоится. Она потянет за собой новые и новые территории. Говорят, что России нужна передышка в несколько лет, а потом- де, мол, будет “новая Нарва” и новый Петр поднимет здравицу за своих учителей. Пока что, извините, здравицу за своих учителей поднимает Удугов, причем с экранов российского телевидения. При таком заходе, господа бизнесмены, администраторы и властители, народ не подымется никогда, ни сейчас, ни через десять лет. Ибо вы его сознательно “опускаете”.

Рыбкин на всю страну несет ахинею о том, что во всех республиках Российской Федерации, как и в Чечне, существуют свои армии. Он, простите, в своем уме? Он почему вдруг учит, нужно или не нужно брать автоматы и идти воевать в Чечню? Он что, намерен отдать свою фешенебельную квартиру офицерам и солдатам выводимых бригад? Или жертвы его бездарности и бессмысленности, его фанфаронства районного масштаба, соединенного с аппаратной изворотливостью, все-таки обречены зимовать в палатках на снегу?

А Шамиль Басаев заявляет, что русских детей-сирот он, в отличие от двух российских бригад, из Чечни не выпустит, ибо, в противном случае, из этих детей потом вырастут враги Чечни. Понимает ли Ельцин, какая в этом высказывании пощечина ему лично? После проглатывания таких высказываний президенты превращаются в золотарей. Раз и навсегда, без права обратных превращений. А между тем, “гениальный мирный прорыв” со сдачей последних российских возможностей поразительно совпал по срокам с этой пощечиной. Случайно ли?

Вывод 101-й и 205-й бригад — это оскорбление чуда. Это посягательство на хрупкий союз между не чуждыми государственности либеральными группами и теми патриотическими силами, которые во имя сохранения российской социальной макросущности готовы отстаивать совместимость несовместимого, дающую России почти невесомый шанс удержаться над бездной.

Присягавшие на словах государственности, либеральные группы этим выводом опрокидывают идею объединения очень разных коллективных политических личностей перед лицом надвигающейся государственной катастрофы. Есть ли в этом что-то, застающее нас врасплох? Конечно же, нет! При совмещении несовместимого

самое постоянное, увы — “временные” взаимные срывы. Меняет ли это что-нибудь в стратегических установках? Отнюдь. Такие хрупкие союзы всегда базируются на трех основных вещах. Это, во-первых, ситуационный политический интерес, учитывающий расклад сил в определенной конфликтной ситуации. Тот интерес, который после своего исчерпания позволяет превратить союз в противостояние. Это, во-вторых, всегдашняя готовность воздействовать на противника, добиваясь его сущностных изменений и помня, что задача состоит в склеивании своего общества, в удержании его над пропастью политического инферно. Это, в-третьих, предельная бескомпромиссность в вопросах отстаивания государственной целостности. Бескомпромиссность, не замешанная на демонизации, но от этого не менее беспощадная. Скорее, даже наоборот.

Реакция Госдумы показала, что даже немногие из реально существующих механизмов противодействия государственному распаду наша представительная власть задействовать не может и не хочет. А ведь эта ветвь власти в основном контролируется “державниками”, теми, кто клялся народу сделать все возможное для защиты целостности России и получил мандат именно на такую защиту.

Почему не срабатывают механизмы обеспечения государственных интересов через насквозь “державническую” Думу? Многое, увы, связано с тем, что слишком часто государственный интерес, который должна отстаивать Дума, проваливается в глубокую расселину между избыточной накаленностью первичного и сугубо риторического реагирования и избыточной рациональностью, стремящейся сберечь место данных лиц в списке обладателей не власти, а ее атрибутов (спецтелефонов, спецмашин и всего остального). При этом рациональность подобного донельзя низкого типа всплывает на поверхность сознания наших “экстазно-рационалистичных” державников сразу после демонстрации ими державной артистичности в оргиастическом всплеске тотального и беспомощного негативизма. Структура этого негативизма нам хорошо знакома. Она слагается из площадного крика, коридорной лояльности и прагматической несостоятельности.

Что ж, такова реальность. И действовать приходится, исходя из нее. Такое действие строится на иных политических технологиях. Технологиях, учитывающих все:

— реальный контур существующей власти;

— систему элитных, всегда корыстно-поврежденных, противоречий;

— международный фактор;

— совокупность контрэлитных тенденций.

Все это может и должно быть задействовано постольку, поскольку мы действительно хотим отстоять не свой корпоративный интерес, а целостность российского государства. Политическая публичная полемика — часть такого задействования. Но это — не полемика по принципу “поорали и разошлись”. Все будет осуществляться жестче и, главное, “многомернее”.

Но всегда и при любых обстоятельствах следует помнить о постигших Россию трагедиях ХХ века. Следует помнить, что огульная демонизация Кремля — это способ обеспечить победу центробежным тенденциям, а значит — нашим главным противникам. У нас все еще, увы, очень наивное общество. В 1991 году Украина отделялась “от треклятого Горбачева”. И я помню, как говорилось тогда: “Да вы че, не понимаете? Это ж на время! Мы просто от вашего поганства защищаемся! А как оно кончится, сразу соединимся.” И где все это теперь? Что-то о поганстве говорят не меньше, а больше. А о воссоединении помалкивают в тряпочку.

Наша задача в том, чтобы помешать (а не помочь!) затеваемому демпрессой негативистскому антифедеральному кодированию простых россиян, заслуженно ненавидящих нынешний тип власти. Нельзя, чтобы эта ненависть породила стихийную антигосударственность, децентрализм провинции по отношению к “московской блуднице”. Наша задача — не позволить тем, кого возвышенно называют “региональные элиты”, разыграть карту ненависти к Чубайсу, карту демонизации Кремля для такого же “временного” отделения Урала, Дальнего Востока или Юга России от очередного “поганства” Москвы. Вот почему наш голос всегда должен звучать иначе, чем их. В иной, гораздо более жесткой и достойной тональности.