Газета Завтра 235 (74 1998)

Завтра Газета

Поздравляем мы и “Историческую газету”. Будем вместе сражаться за Россию!

Борису Александровичу Рыбакову — девяносто лет. Это имя являет собой выдающееся событие в мировой науке так же, как имена недавно ушедших его современников: великого писателя Леонида Леонова — в мировой литературе, гениального Георгия Свиридова — в мировом музыкальном искусстве, восхитительной Галины Улановой — в мировом балете… Их состоявшиеся таланты — достижение русской нации, ее весомый вклад в мировую культуру. Творчество академика Рыбакова, действительного члена многих зарубежных академий, являет собой целый материк в науке. Деятельность его необыкновенно разносторонняя: историк, археолог, картограф, исследователь фольклора, реформатор науки, популяризатор исторических знаний, педагог, общественный деятель. И во всех

этих сферах он достиг замечательных результатов.

Уже в двадцать четыре года он издает свою первую книгу “Радимичи”, в которой блистательно опровергает теорию В. О. Ключевского о торгово-паразитическом характере городов, и доказывает прогрессивную роль города как передового ремесленного центра в культуре радимичей, этого восточно-славянского союза X- XII вв. А еще через десять лет была закончена первая монография молодого ученого “Ремесло Древней Руси”, которая явила собой “эпоху в исследовании русской культуры”, ибо эта тема до Рыбакова не была изучена. В монографии впервые было убедительно показано “какое губительное воздействие на развитие русского ремесла оказало татаро-монгольское нашествие на Русь” (С. А. Плетнева). В ней же приводится немало доказательств несостоятельности всесильной еще недавно готской или норманской теории происхождения государственности на Руси.

В 1963 г. вышла в свет еще одна монография ученого “Древняя Русь. Сказания, былины, летописи”. И снова тщательно подготовленное открытие, которое развенчивает господствовавшую тогда в историко-филологической науке доктрину, согласно которой былина являлась художественным вымыслом. На самом деле, как доказывает Б. А. Рыбаков, былина является результатом творчества народа и свидетельством конкретных событий, которые можно атрибутировать. В частности, в былине о Микуле Селяниновиче и Вольге Святославовиче отображен сбор народного ополчения в 970-е годы против степняков. А сколь потрясающа догадка мыслителя о том, что в “Повесть временных лет” в правление Владимира Мономаха и его сына Мстислава Великого были сделаны вставки, привившие к летописному древу истории Руси легенду о приходе династии Рюриковичей, чтобы утвердить идею единодержавия. Они-то и дали основание теории “норманизации” верховной власти.

Целую книгу можно составить из перечня работ великого труженика. Назовем основные: “Ремесло Древней Руси” (1948), “Первые века русской истории” (1964), “Слово о полку Игореве и его современники” (1971), “Русские карты Московии XV — начала XVI века” (1974), “Геродотова Скифия” (1979), “Язычество древних славян” (1981), “Киевская Русь и русские княжества XII- XIII вв.” (1982, 1993), “Из истории культуры Древней Руси” (1984), “Язычество Древней Руси” (1987), “Петр Бориславич: поиск автора “Слова о полку Игореве” (1991), “Стригольники: русские гуманисты XIV столетия” (1993). Добавим сюда книги двадцатитомной “Археологии”, которая выходит по инициативе Бориса Александровича. В 1995 году опубликована “Начальные века русской истории. IX- XIII века” — первая книга из задуманного 14-томного издания по истории России. Под редакцией академика Рыбакова выходили и будут выходить новые учебники. Он лауреат Государственных премий СССР, Герой Социалистического Труда. У него замечательный сын — известный востоковед, доктор исторических наук Ростислав Борисович Рыбаков. У него великолепные правнуки…

Мы встретились с Борисом Александровичем в его квартире. Он только что вернулся с гуляния с собакой. Энергичным жестом руки пригласил в свой рабочий кабинет, заставленный книжными стеллажами. Зашел разговор о современном положении страны. Бориса Александровича очень тревожит ее состояние, откровенно кризисное. Его, положившего жизнь на изучение истории славянских племен, откровенно огорчает развал государства. “Беловежская пуща была бы хороша, если бы Белоруссия, Россия и Украина собрались, чтобы обдумать совместную политику. И уж ни в коем случае, чтобы рассыпаться на части. А что получилось в итоге? Реформы ничего не дают, кроме обнищания народа”. Его ум ясен. Строй мыслей логичен. Мы приступаем к интервью.

Анатолий ПАРПАРА

— Вы думали о своем предназначении?

— Я не задумывался над этим.

— Не кажется ли вам, что ваша жизнь — ваш научный подвиг — была предопределена?

— Я

не думал об этом. Я скажу вам, что я всегда ощущал себя русским человеком. Такова была моя семья. Особенно со стороны матери. Ее отец был старый москвич в третьем поколении. А другие предки были из Пскова и Суздаля.

— По отцовской линии?

— Нет. А по отцовской из Коломны. Тоже Центральная Россия. Старообрядцы. Старообрядчество тоже дает какую-то историческую основу. Я с детства слышал разговоры о Ключевском, Виппере и других профессорах от отца, который был студентом Московского университета. Потом он стал директором Учительского института, и в столовой директора каждый день обедали профессора, человек восемь-десять, велись интересные разговоры. Поэтому лет с восьми я уже был в среде, где обсуждались разные исторические вопросы. И мама брала меня с собой лет с десяти на заседания какого-то педагогического совета, который принимал от художников картины на темы по русской истории. Они были напечатаны, конечно, в красках. Но сам этот процесс: художник работает над темой, потом приносит эскизы, это обсуждается — хвалят, ругают, оценивают. Затем эти картины были напечатаны. Я — ученик уже предпоследнего класса, и наш учитель (отличный учитель был) приносил нам эти картины в класс и по этим работам вел занятия, то есть свой рассказ иллюстрировал картинами. Мне эти обсуждения врезались в память и объединились с хорошими уроками Николая Тимофеевича Крюкова, и все это попало на плодородную почву в моей голове.

— Значит, фундамент вашей жизни — это семья? Насколько я знаю, ваша мама Клавдия Андреевна была филолог.

— Она окончила женские курсы Герье по филологическому факультету.

— Ваш отец Александр Степанович хотел, чтобы вы стали инженером…

— Тут многое перепуталось тогда, когда можно было хотеть иль не хотеть. Отец и сам резко переменил профессию. Он стал специалистом по бухгалтерии. Написал учебник бухгалтерии. И вообще, он был человек, приспособленный для нэпа, энергичный, умеющий работать, но на меня влияния не оказал. Самое главное вот что: нас, московских школьников, советская власть спасла от голода. Несколько тысяч мальчишек и девчонок и учителей. Мы были посажены на пароходы и поплыли по Москва-реке, по Оке, а потом по Волге и по Каме до хлебородных губерний Казанской и Уфимской. Вот там провели три года до голода в Поволжье. Мы там ничего не читали: не было книг, но мы узнали крестьянский быт, мы узнали быт охотников-отходников, которые уходили в дикие места охотиться. Там много было первобытного, в частности, курные избы. Я видел, как живут в этих избах. Блестящие, черные, как бы сверкающие лаком деревянные стены и светец с лучиной. И если кому-то надо объяснять, что это было когда-то давно, то я все это видел воочию.

— Вы как бы заглянули в прошлое…

— Очень заглянул в прошлое. Потом я видел лодки, которые являли собой два бревна, довольно больших, связанных вместе прутьями. Сидя на этих двух бревнах, веслом можно было управлять ими и переправиться через реку. Медленно, но надежно. И потом я видел долбленную лодку с решеткой на корме, где я был занят огнем, а хозяин этой лодки острогой бил рыбу. Это реальное ощущение первобытности с тех пор постоянно было со мной.

— А по цивилизации вы не грустили?

— Конечно, я истосковался по Москве. И когда мы вернулись домой, мать работала в детском доме на Гончарной улице, я был приписан к нему как воспитанник, хотя так получилось, что я единственный среди детдомовцев был также учеником школы у Покровской заставы.

— А когда же вы увлеклись историей?

— Очень скоро я перестал ходить в школу на уроки, а стал посещать монастыри, детские библиотеки, пешком исходил (денег тогда не было, особенно не разъездишься) все окраины Москвы, подмосковные места:

Кусково, Коломенское, конечно… Изучал архитектуру, читал в детской библиотеке при большой Румянцевской (Ленинской) и при библиотеке Исторического музея. В общем погрузился сразу в прошлое Москвы и Руси.

— Я заметил по тому, как вы листали журнал “Русский дом”, вашу любовь к церквям. И вот вы рассказываете о детстве, о своих путешествиях в Кусково, Коломенское… Что вас влекло к церквям? Чувство красоты? Или возможность прикоснуться к прошлому?

— Нет, нет! Ничего ясного не было… Хотел знать Древнюю Русь.