Газета Завтра 268 (3 1999)

Газета

Борис Пахомов БЕСПРИЮТНАЯ БАЛАЛАЙКА

Жила-была в городе Астрахани семья балалаечников Антоновых: мать — Мария Александровна с двумя мальчиками — старшим Александром и младшим Валентином. И все продолжалось бы, как и раньше, — ребята учились, выступали, Валентин участвовал во всероссийских, всесоюзных, международных конкурсах — если бы талант их не был замечен “наверху”. И в 1990 году тогдашний заместитель министра культуры России Кочетков официально пригласил семью в Москву — для учебы в Музыкальном училище имени Гнесиных. Но хотя и не медлили Антоновы с приездом в столицу нашей Родины, сделали они это все же слишком поздно — за короткий срок успела развалиться

Великая держава и смениться государственный строй. Антоновы остались в Москве — и остаются в ней и сейчас, учатся, играют (пожалуй, даже больше, чем раньше — по необходимости, и все чаще в подземных переходах, в метро), короче — на улице.

История обычная, тривиальная в наше время. Отличается она от большинства таких историй только одним досадным обстоятельством — виноватых в ней вроде бы и нет (кроме разве что самих легковерных Антоновых): и замминистра культуры, и большинство других ответственных лиц, официально обещавших балалаечникам Антоновым устроить их обучение и жилье в столице (документы эти, как водится, мать Валентина и Александра — Мария Александровна — сохранила), удалились от дел. А те, что по-прежнему занимают свои посты, не могут, если им верить, выполнить данных ранее, в другом государстве и при другой власти, обещаний. Антоновы ночуют в бомбоубежищах, под елкой в Измайловском парке, под заборами домов известных нынешних политиков, помощи которых продолжает добиваться Мария Александровна, пятьдесят лет прожившая в Советской стране и привыкшая жить, как выражаются, “по старым меркам”.

Александр Антонов за это время закончил три курса Гнесинки и собирается поступать в аспирантуру, а Валентин продолжает учиться в Московском государственном университете культуры. Деньги на жизнь добывают, как уже было сказано, игрой “в народе”. А Мария Александровна с Александром, “забыл” упомянуть столь скромное обстоятельство, — инвалиды 1-й и 2-й групп “по зрению”. И если их приглашают выступить, то теперь уже только “со своим овсом” — оплатой проезда и проживания за собственный счет. Денег для этого у них, конечно, нет.

Можно усомниться: как же студентам московских вузов могли не предоставить законного общежития? Могли. Обучение уже давно стало платным, а поскольку этот вопрос “наверху” не был тогда же решен, то и общежитие не было предоставлено (несмотря на соответствующие просьбы, направленные советом Фонда культуры). Не предоставлено оно и по сей день. Недавно в бомбоубежище инвалид Александр Антонов был жестоко избит молодым наркоманом, вообразившим, что в него (наркомана) вселился дух Романовых (видимо, коллективный). Ни Саша, ни его мать не знают, чем обойдется ему (Саше) это избиение — сломаны ребра, есть внутренние повреждения — на медицинскую помощь им, бомжам-музыкантам, рассчитывать теперь не очень-то приходится.

В наше время подобные истории рассказываются с расчетом на театральный эффект, забавный ракурс, юмор и иронию. Сама беда человеческая, как и призыв о помощи, как правило, отходят на второй план. Не исключение из этого и сюжет программы “Сегоднячко” об Антоновых, который мы могли увидеть не так давно по НТВ. В нем также все передано игриво, изящно и ненавязчиво — в основном показана игра на балалайке. Но я не хотел бы следовать такому примеру и говорю прямо: талантливые русские музыканты-балалечники Антоновы бездомны в Москве, им негде здесь жить, они погибают. Каждый новый день для них чреват такой массой опасностей, затруднений и проблем, какие нам представить трудно. Я не хотел бы говорить о себе, но чтобы не вызвать подозрений в фарисействе, должен сказать, что живу не в Москве и в настоящее время предоставил Марии Александровне и Саше Антоновым скромный приют в принадлежащей мне половине бревенчатой избы в деревне, находящейся в пределах Московской области, но слишком далеко от Москвы. Антоновым там не на что жить — игра на балалайке на деревенских улицах не дает им ни копейки, а работать физически в деревне инвалидам очень трудно, если вообще возможно.

Поэтому позвольте обратиться здесь ко всем сердобольным (употребляю это слово без иронии) и просто добрым русским людям и россиянам. Помогите народным талантам Антоновым! Если

у вас есть такая возможность, приютите хотя бы одного из членов этой семьи у себя, если вы проживаете у Москве или ближнем Подмосковье.

Антоновы — люди “без вредных привычек” — не пьют, не курят и уж, конечно, не употребляют наркотиков. Они вежливы и, несмотря на все невзгоды, не теряют надежды. И Мария Александровна, и Саша, и Валентин вполне “мобильны” — способны вести домашнее хозяйство, ходить для вас в магазин, приглядывать за домом, убирать. Они чистоплотны, у них даже есть некоторое “движимое” имущество (сейчас оно находится в бомбоубежище). Если вы их приютите, больших неудобств они вам не причинят. Валентин собирается ехать за границу — заработать денег концертами, — у него много приглашений, но нет загранпаспорта, а оформить его в их положении нелегко. Александр — больше философ балалайки, чем выступающий музыкант: он разработал некую систему космических соответствий балалайке, своего рода “астральную символику” ее, изучает культуру и философию разных народов. Мария Александровна — человек из простой русской семьи (это становится понятно при первом взгляде на нее). Несмотря на это, она также незаурядный музыкант и прежде руководила ансамблем.

На балалайке можно сыграть и полонез Огинского, и “Коробейников”, и 24-й каприз Паганини. Но что поделаешь — уступила она место современным электрогитарам и синтезаторам. Но в русском сердце она еще сохранила место. А вот найдется ли уголок в Москве для Антоновых?

Александр Лысков УБОЙНЫЙ ШЛЯГЕР

Известная эстрадная певица Бишкина решила родить от нового молодого мужа, тоже популярного певца. Беременность протекала сложно. В конце концов даже гормональные препараты не помогли, и Бишкина, которой особенно удавались трагические произведения, отважно пошла на казнь, далеко не сценическую — легла до срока с подвешенными через блок ногами для сохранения плода последней любви.

Было утро. Выйдя из своей спальни в коротком махровом халате, Эдик Барский — ее супруг — игриво спросил у нее:

— Ну как наш сынулечка, козочка моя?

Она заматерилась и разрыдалась на своей никелированной лежанке. Требовала отвязать, просила сигарету, умоляла о глотке коньяка.

— Ласточка, потерпи. Сейчас я тебе скажу, сколько нам еще осталось ждать.

Он подошел к самодельному, раскрашенному фломастерами календарю, наподобие дембельского, и поставил крестик в клеточке.

— Сто пятьдесят шесть деньков осталось, кисанька. Я люблю тебя!

Он поцеловал ее и ушагал к традиционному утреннему йогурту с мороженым — изящный, красивый, переживавший расцвет первой молодости и удачного брака с женщиной в половину старше его.

На эстрадных тусовках злые языки поговаривали, что в прыщавом отрочестве Эдик домогался мамочки. И она, зная о его тайной склонности, устроила этот брак с пожилой и хозяйственной дамой, с которой можно было ему и спать по ночам и становиться капризным обожаемым сыночком днями. Девушки, молодые сильные женщины интересовали его только как носители денег на его концерты и в ларьки за его компакт-дисками. Он сам оглуплял их своими песенками, а потом в батистовой ночной рубашке плакался мамочке про их дурость и приставания.

На кухне, на эстраде с электроплитами, мойкой, кондиционером и непригораемыми кастрюлями исполняла свою партию давняя служанка Бишкиной, пожилая, пьющая тетка, которая запросто обзывала хозяйку старой блудницей.

— Ку-ку, тетя Аня! — войдя в кухню, Эдик Барский скорчил улыбочку. Он знал, что служанка ненавидит его и побаивался.

Получив от презиравшей его тетки фужер и розеточку, Эдик убрался в гостиную. Кожаное кресло колебало и покачивало его, пока он позванивал серебряной ложечкой о хрусталь и о свои знаменитые зубы.