Газета Завтра 401 (32 2001), Завтра Газета

Газета Завтра 401 (32 2001)

на обложку

Завтра Газета

Шрифт:

Возрождающиеся на Руси монастыри, которых становится всё больше и больше, и которые покрывают Россию таинственными лампадами, эти монастыри знают друг о друге. Они перекликаются, аукаются, подают друг другу весть и охватывают Россию множеством невидимых духовных световодов. Когда эти монастыри были разорены и разрушены, когда по всей России стояли взорванные и поломанные храмы, и в таком виде они продолжали проповедовать и благовествовать.

Такое могучее явление нашей советской литературы, как деревенская проза, быть может, возникло под воздействием этих таинственных храмов, которые стояли во всех русских деревнях. Поруганные, оскверненные, со сбитыми крестами, с продранными

куполами, с мерзкими надписями на стенах. В этом оскорблённом виде храмы продолжали проповедовать и благовествовать. Их благую весть услышали наши замечательные писатели: Распутин, Белов, Абрамов, Личутин, Рубцов.

Эти разоренные храмы и монастыри становились местом, где, быть может, находили последнюю муку и последнее утешение множество невольников, зеков, ведь был обычай устраивать в монастырях колонии, тюрьмы. Чего стоит Соловецкая тюрьма в монастыре! Чего стоит монастырь в Верхотурье, где была устроена детская колония для маленьких злобных хулиганов! Чего стоит Валаам, куда после войны поместили наших израненных воинов и солдат, лишённых рук, ног, возможно, языка и глаз. Они были собраны там и оставались там. Наверное, многие из тех, кто потом получил пулю в лоб или скончался от тоски, или был забит насмерть, или умер от голода и холода в этих неотапливаемых монастырских стенах, они с этих стен, из этих облупленных фресок, от этих оставшихся в куполах ангельских и божественных ликов получали своё последнее напутствие, получали предсмертное духовное спасение.

Чем дальше я погружаюсь в мир монастырей, тем острее ощущаю их абсолютную насущность в сегодняшней жизни, где нет больше нравственных школ, нет в миру светских духовных авторитетов. И монастырь является для многих школой, для многих — спасением, куда стремится измученная русская душа, укрываясь от скверны и мерзости, что царят в миру. Монастыри отворяют русским людям свои двери, как во времена татаро-монгольского нашествия, когда горели русские посады, и люди затворялись в монастырях, сохраняя там грамоту, сознание, историческую память, писали книги и рисовали дивные буквицы на летописных пергаментах.

В России, как бы ни складывалась её судьба, трагически или патетически, монастыри будут играть громадную светоносную роль, ибо Россия, русский народ — огромный монастырь, возносящий молитву о спасении мира.

День стремительно катится к ночи

Ожиданьем невиданных снов,

Криком всех недоношенных строчек,

Болью всех неродившихся слов.

Ароматы кадильного дыма.

Вздох усталый старинных часов.

В тишине произносится Имя,

Что лежит в основаньи основ.

Ночь — как бой с легионом звериным,

Утром — мысли и гимны о Нём,

И молчанье становится зримым,

И молитва — бесстрашным огнём…

Звуки съёжатся, выгорят свечи,

Как дитя, мир спелёнутый спит,

А душа всё готовится к Встрече…

Лето. Дождь. Солнце. Оптина. Скит.

отец Тихон

Рекомендуем к прочтению:

Оружие русского

рая

Раскалённые камни Чернобыля

Православная бомба

Город Крымск: либеральная утопия

Рыдания об отцах

Реклама

Комментарии

Dar Veter , time datetime="2012-08-01 01:30:00.658733" 01.08.2012 01:30 time

Чего стоит Валаам, куда после войны поместили наших израненных воинов и солдат, лишённых рук, ног, возможно, языка и глаз. Они были собраны там и оставались там. Наверное, многие из тех, кто потом получил пулю в лоб или скончался от тоски, или был забит насмерть, или умер от голода и холода в этих неотапливаемых монастырских стенах

Что-то я не понял, кто получил пулю в лоб? Ветераны, которые без рук без ног, или кто-то другой?

COBOK , time datetime="2012-08-01 09:43:18.239831" 01.08.2012 09:43 time

Здесь Проханов подхватывает мифологию, которую сочиняют демократы, пытаясь очернить советский период жизни и извратить любой факт до его противоположности не гнушаясь самой циничной лжи. И, конечно, они не могли не потоптаться на неразрешимых трудностях послевоенного времени. В начале 50х, когда отменили карточки, этот естественный акт привел к тому, что цены на многие продукты на рынках и в магазинах, при все еще сохраняющемся их недостатке, сразу взлетели вверх, и это обесценило пенсии инвалидам, которых естественно после войны было огромное количество. Они мгновенно превратились в нищих. В этих условиях, наверное, было правильным решением, тех инвалидов, которые были нетрудоспособны и оказавшихся без родственников, поместить в государственные пансионаты. Обеспечение их, конечно, было скудным и к тому же акция не обошлась без перегибов, без истерик и психозов со стороны больных и страдающих людей, собранных вместе и отделенных от остального общества. Но тот, кто хочет понять и войти в положение тех трудных лет, когда при недостатке ресурсов лучших решений просто не было, тот поймет. Однако, конечно, ни о каких пулях речи быть не могло. Это уже такая “пуля”, о которой Александр Андреевич понапрасну.