Газета Завтра 403 (34 2001)
Шрифт:
В.В . Да, действительно, армия — один из бастионов, который стоял на пути сил, рвущихся к власти и желающих развалить Советский Союз. Этот бастион надо было максимально расшатать, оболгать, настроить против него народ. Эти силы всячески старались унизить армию и тем самым добиться своей цели.
“ЗАВТРА”. Когда вы узнали о создании ГКЧП?
В.В. Я узнал об этом утром 19 августа, как и весь советский народ, по радио. Я полностью разделял идеи и задачи, поставленные перед собой ГКЧП, я активно поддержал его, но членом комитета я не был.
“ЗАВТРА”
В.В. Да, я был в составе этой делегации. Она определилась после встречи на объекте АБЦ комитета госбезопасности 17 августа. Многие ваши коллеги считают этот объект засекреченным от народа и от других органов, кроме КГБ. Но фактически это объект несекретный. Нас там было девять человек: премьер Павлов, министры — Язов, Крючков, заместители министров, в частности, я, Ачалов, Грушко, заместитель председателя Совета Обороны Бакланов и секретарь ЦК КПСС Шенин. Собралась очень солидная группа ответственных людей, хорошо знавшая обстановку по стране. На совещании было решено поехать к Горбачеву в Крым, чтобы в спокойной обстановке обсудить с ним ситуацию, сложившуюся в стране, и предложить президенту ввести в действие закон о чрезвычайном положении.
“ЗАВТРА”. Какая же реакция была у Горбачева на ваши предложения?
В.В. Реакция Горбачева была ни за, ни против. Он, как всегда, выступал в своей роли: чрезвычайщина — это гражданская война, и в то же время соглашался с тем, что кое-где она уже идет и надо вводить чрезвычайное положение. Вы понимаете, мы приехали к нему через девять месяцев после постановлений Верховного Совета СССР на эту тему.
“ЗАВТРА”. А кто был в составе делегации?
В.В. Кроме меня, были Бакланов, Шенин, Болдин. Мы приехали к Горбачеву через девять месяцев после того, как 23 ноября 1990 года было принято постановление Верховного Совета СССР о том, что в стране чрезвычайная обстановка и президенту надлежит принять соответствующие адекватные меры. Он же ничего не сделал. Вот, к примеру, на суде, оправдавшем меня, я спрашивал Горбачева: "Вы обязаны были выполнить постановления, принимаемые Верховным Советом СССР?" Он говорит: "Да". Я спрашиваю: "Почему же вы не выполнили это постановление?" Он, как всегда, начинает крутить, вертеть, витиевато говорить о чрезвычайщине, вроде он один понимает, а весь Верховный Совет ничего не соображают.
Горбачев своим умышленным бездействием породил кризис власти, который сказался на экономике, быстро росла преступность, страна погружалась в пучину насилия и беззакония, в межнациональных конфликтах гибли люди, увеличивалось число беженцев из "горячих точек" страны, люди становились изгоями в собственном доме. Углублялся кризис в народном хозяйстве, в энергетике, на транспорте. Надо было объявить чрезвычайное положение для обеспечения и уборки урожая (для того, чтобы провести ее без потерь). Надо было вводить чрезвычайное положение в "горячих точках" страны. То есть вводить его там, где это требовалось, чтобы как можно скорее вывести государство и общество из кризиса.
“ЗАВТРА”. На пресс-конференции членов ГКЧП Г.И.Янаев говорил, что Горбачев нездоров. Как он себя чувствовал в день вашего приезда к нему?
В.В.
Да, Горбачев был болен, но не до такой степени, чтобы не прилететь в Москву. Почему Янаев сказал на пресс-конференции о болезни Горбачева? Такой шаг был сделан для того, чтобы им воспользовался сам Горбачев, а не для того, чтобы оправдать действия ГКЧП. Не надо было им этого делать, не надо было ничего говорить о президенте, просто сообщить о том, что договор, который решили подписать Горбачев и другие, направлен на развал Советского Союза. Заявлением о болезни Горбачева поставили в положение, в котором он сам любил пребывать, дали ему возможность сохранения собственного имиджа, чтобы он мог потом сказать: "Да, я действительно, был болен".
“ЗАВТРА”. Значит, он в любой момент мог вылететь из Фороса, или вы с Генераловым устроили ему изоляцию с отключением связи?
В.В. Ни в коем случае, изоляцию ему никто не устраивал, его охраняла по-прежнему как личная, так и внешняя охрана, она была полностью в его распоряжении, и выехать за пределы дачи он мог в любой момент, только желания сделать это не проявлял. Связь была отключена только в его кабинете с целью создать благоприятные условия для беседы. Если бы работал телефон, то, естественно, разговора не состоялось. Надо знать характер Горбачева, он бы начал названивать на всю страну, Бушу и прочим своим друзьям. Это помешало бы серьезному разговору, ведь речь шла о судьбе страны, и я считаю, что в данном случае поступил правильно, отключив эту связь.
“ЗАВТРА”. А считаете ли вы правильным ввод войск в Москву, в том числе бронетанковых?
В.В. Я считаю, что можно было обойтись без танков. Ввести войска надо было, если бы не хватало правоохранительных подразделений МВД и подразделений КГБ. Я не знал на тот момент обстановки в Москве и какие точно объекты будут охраняться. Но войска-то вводились не с целью кого-то штурмовать или уничтожать, а с целью охраны объектов. Они и охраняли, так называемый, "Белый дом", а точнее Дом Советов России. Танковая рота и батальон десантников охраняли Дом Советов и радио "Эхо Москвы", которое передавало указы Ельцина.
Для охраны здания Моссовета был послан батальон, но Лужков сказал, что они будут охраняться только милицией, после чего батальон развернулся и ушел обратно.
“ЗАВТРА”. В дни августовских событий, а точнее, с 19 августа, вы находились в Киеве и, как говорил Горбачев, требовали, чтобы все периферии подчинились ГКЧП, а в своей последней книге Ельцин написал о том, что в голове у вас был готов план его ликвидации.
В.В. Я, действительно, находился на Украине. Я не думал. что в Москве может возникнуть какой-то конфликт с российским руководством, а то, что говорили обо мне и тем более написали — плод фантазии этих людей. Мы боялись, что с введением чрезвычайного положения на Украине начнутся беспорядки, особенно в западных ее областях, где была активна политическая организация "Рух".