Газета Завтра 415 (46 2001)
Шрифт:
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random; z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 38 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Я уезжал в Корею, ожидал в Шереметьево посадки на аэробус А-310, приготовившийся к дальнему, на десять тысяч километров, перелету до Владивостока. И, честно говоря, не знал, что меня ждет. Это была моя первая поездка за рубеж. Первый раз оставлял я свою Россию и отправлялся не на привычные россиянину курорты Анталии или Египта, а в Северную Корею. Далекая восточная страна, населенная другими людьми, цветущая другой культурой, живущая в другом времени. "Страна утренней свежести" — так называют Корею — на другой стороне Евразии, диковинная, как территории на обратной стороне Луны, занимала все мои мысли и чувства.
Во Владивостоке царила привычная российская суета. Обменки, наглые таксисты, неоновые огни, забытый запах моря, разноязычный говор. На летном поле аэродрома рядами застыли разукрашенные самолеты разных компаний. Среди них выделяется белоснежный Ту-154 с красными флагами на фюзеляже и стабилизаторе.
Я рос, когда рушился СССР, но до сих пор хорошо помню самолеты с красными флагами. Северокорейский лайнер вдруг показался мне машиной времени, которая готовилась унести меня в прошлое. В страну алых знамен, чистого неба, фантастических городов. Но только одна мысль горчила предчувствие встречи. Это была не моя страна.
Самолет скользит над приморскими сопками, оставляет необъятные пределы России, долго парит над океаном, поворачивает к западу, снижается. Бортпроводницы раздают конфеты и лимонад, газеты, бумажные пакеты. Садимся уже в темноте, медленно катим по рулежкам к сверкающему зданию аэропорта.
Красно-коричневый "мерседес" везет меня по ночному Пхеньяну. Вопреки ожиданиям коммунистическая столица встречает не серыми хрущевками. Со всех сторон высятся огненными столпами окон небоскребы. Мелькают улицы Кванбок, Чхильсонмун, Сынри — произносят их незнакомые названия мои провожатые. Выхваченная огнями Триумфальная арка и улица Победы. Слева, за темной громадой реки Тэдон, высоченный, в сто семьдесят метров столп монумента Чучхе с факелом на вершине. Электричество, проносясь по стеклянной чаше факела, имитирует огонь. Широкие проспекты по восемь, по десять полос, как взлетные полосы, соединяют мегаполис Пхеньяна, стягивая громадину охваченного ночью города звездной паутиной огненных линий и спиралей.
В гостинице, в баре на первом этаже, за деревянным столиком неспешный разговор с гидом и референтом. Русская водка и отличное светлое корейское пиво, принесенные красавицей кореянкой в
Пхеньян называют городом молодости. Это вполне справедливо. Во всем мегаполисе, с населением в два с половиной миллиона человек, не встретишь ни одного старого здания, древнего храма, капища. Город строился и рос на пепелище. После окончания войны в 1953 году здесь была мертвая, выжженная напалмом, усеянная костьми десятков тысяч людей зона. Американцы хвастались, что вбомбили Корею в каменный век и корейцам не подняться из пепла и через сто лет. Но янки недооценили стоицизм корейского народа, его волю к жизни. За пятьдесят лет Корея совершила исторический бросок из каменного века в век ХХI. На ровном месте был построен прекрасный Пхеньян. В переводе Пхеньян как раз и означает "ровное место". Здесь исторически строились корейские столицы — долина реки Тэдон создает здесь идеальное место для города.
Сегодняшний Пхеньян — скопление людей, машин, проспектов, каменных громадин-домов. Дворцы и небоскребы построены в традиционном корейском стиле. Горы камня и стекла, электрических ламп, труб, вентиляции, лифтовых шахт, железа увенчаны крышами, напоминающими пагоды. Размах крыльев этих пагод чем-то напоминает птиц. Кажется, подует ветер с океана, и крылатые крыши взмахнут зелеными, пестрыми перьями государственной библиотеки, ресторана Онню, Большого театра и взовьются ввысь. И Пхеньян станет городом парящих пагод, дворцов, драгоценных ковров-самолетов, великих мудрецов, вознесенных над бренным миром, на облаках построивших себе пристанища, глубокомысленно взирающих с высоты на Запад и на Восток.
По улицам и проспектам густонаселенного Пхеньяна носятся шустрым потоком машины. В основном "мерседесы", "тойоты" и "ниссаны", "джипы", "опели"… Советских "Волг" и "Жигулей" осталось совсем мало — лет десять сюда не поступала машиностроительная продукция из России. Изредка мелькают только старые "Волги".
Зато на дорогах полно совсем старинных советских машин. "Зисы", "Зимы", старинные "москвичи". Иногда кажется, что оказался в сороковых годах советского времени. Теперь их производят здесь по лицензии, они бойко бегают по суперсовременным проспектам и шоссе Кореи. Почти все грузовики, автобусы и троллейбусы в КНДР произведены в России либо по русской лицензии. Полно знакомых "КамАЗов", "МАЗов", "ЗИЛов", "УРАЛов", "БЕЛАЗов". Помимо этого, много китайских грузовиков и автобусов.
Мегаполис развивается быстро. Утренний Пхеньян наполнен толпами ожидающих троллейбуса горожан, уезжающих на работу. Толпы на остановках сравнимы только с очередями у остановок троллейбусов на Садовом кольце Москвы. Метро, насчитывающее пока три десятка станций, едва осиливает поток пассажиров. Похожие на дворцы станции Пхеньянского метрополитена, заделанные в мозаику картин, панорамы, своды мрамора и гранита, увешанные серебряными и хрустальными люстрами, перевозят ежедневно сотни тысяч пхеньянцев. Но этого мало. Город растет очень быстро.
Страна связана с Пхеньяном многополосными шоссе, железнодорожными ветками, паутиной ЛЭПа. От Пхеньяна во все стороны тянутся вольтовые дуги линий электропередач, линий железных дорог, автомобильных трасс.
…В осенних скверах Пхеньяна я с жадностью путешественника наблюдал за корейцами. Нигде не виден так хорошо человек, как в обычных своих делах. Корейцы просты, легко общаются между собой. В них нет ни китайской чопорности, ни американской нагловатости, ни европейского снобизма.