Газета Завтра 491 (16 2003)
Шрифт:
Сенсационным было и выступление начальника управления ГУВД Москвы Игоря Губанова. Он заявил, что МУР поименно знает адреса всех педофилов Москвы и места хранения их порноколлекций. При этом просил: "дайте нам законное право бороться с этим злом! Уже на следующий день после принятия соответствующей поправки в УК мы готовы передать в прокуратуру досье на 200 московских педофилов, занимающихся изготовлением детского "порно". Разве не парадокс? В Европе и США создаются суперсовременные центры специально для поиска подобной информации. Тратятся миллионы долларов. А наш МУР располагает ею в огромных количествах, но она пылится в архиве, в то время как иностранцы и свои похотливцы безнаказанно растлевают детей, нанося им глубокие психические травмы.
— И в чем суть ваших нововведений?
—
Новацией у нас является статья, которая впервые устанавливает ответственность взрослых за вовлечение несовершеннолетних в порнобизнес: производство с их участием развращающих материалов, их продажу, демонстрацию или рекламирование. Здесь мы выполняем рекомендации ООН и Совета Европы по ужесточению санкций за производство и сбыт детской порнографии.
Я уже говорила, что в нынешнем УК сексуальные преступления против несовершеннолетних не отнесены к категории тяжких. И потому нередко, если педофила и отправляли за решетку, он через год выходил по амнистии на свободу. А их тоже, как правило, готовит "голубое лобби" Думы. Поэтому мы говорим: "Растлители детей недостойны амнистии". И относим преступления педофилов к категории тяжких, не попадающих под "государево прощение".
— А кто-нибудь из представителей "педофильного лобби" открыто выступает против вашего удара по растлителям?
— Меня давно удивляет позиция заместителя председателя фракции СПС Александра Баранникова. Например, с трибуны парламентских слушаний он заявил: порнография является особым видом информации. Поэтому, мол, ее запрет противоречит Конституции, которая гарантирует гражданам право свободно производить и распространять информацию. Поэтому порнографию, призывал он, нужно быстрее легализовать.
Вообще этот депутат на всех этапах продвижения нашего закона выступает категорическим противником повышения порога половой неприкосновенности несовершеннолетних. Вот и недавно на согласительной комиссии он опять отстаивал 14-летний возраст. К чести членов комиссии, где представлены все фракции и группы, они поддержали нашу редакцию. Можно смеяться, можно плакать, но в Государственной думе речь сегодня именно о том, с 14-ти или 16-ти лет можно безнаказанно совращать девочку или мальчика. Хотя все равно они остаются детьми, нуждающимися в нашей защите. О том, чтобы, как требуют документы ООН, оградить их 18-летним барьером, мы даже и не мечтаем. Очень уж сильное в Думе и за ее стенами представительство международного секс-туризма, занимающегося обслуживанием педофилов.
— Так есть ли вообще перспективы принятия закона?
— Это вам скажет только президент — за ним последнее слово. Пока же могу сказать: после парламентских слушаний и первого чтения наш комитет получил свыше 60 тысяч одобрительных откликов со всей России. Мне думается, если бы последовал звонок из Кремля, закон можно было принять и в ноябре, и в марте, и в апреле. Но затяжка свидетельствует об одном: "голубое лобби" есть не только в Думе, но и стоящих над ней высших эшелонах власти.
Беседовал Александр ГОЛОВЕНКО
ФИЛЬТРОПУНКТ
22 апреля 2003 0
17(492)
Date: 23-04-2003
Author: Александр Иванов
ФИЛЬТРОПУНКТ (Чеченский репортаж)
В наш Воронежский ГУИН первые разнарядки пришли еще в декабре 1994 года. Тогда только планировались боевые действия в Чечне. Для поддержания порядка в мятежной республике требовалось выделить восемь человек. Назначили шестерых, у которых были на тот момент взыскания. Еще два офицера изъявили собственное желание. На этих двоих смотрели, как на идиотов. На том
Но потом, неожиданно, у меня дома зазвонил телефон: "Прощайся с домашними, готовь вещи, и завтра убываешь в Чеченскую республику для оказания помощи в организации охраны правопорядка". В итоге отправили совсем не тех, о которых сначала шла речь. Командир объяснил, что ситуация в республике нешуточная, поэтому отправили самых опытных
Все иллюзии про мирную поездку развеял еще наш зам. по тылу. Он нагрузил нас каждого больше своего собственного веса. Целый арсенал оружия, гора боеприпасов, броники, шлемы-полусферы, обмундирование и очень много консервов. Потом еще не раз мы поминали самыми добрыми словами службу тыла ГУИН. Снабжали нас хорошо и своевременно. На автобусе мы доехали до аэродрома. Со всем скарбом пройти триста метров до самолета - целый экзамен по физо. Самолет, не знаю, какая модель, с винтами. Полетели в Минводы. Летели среди чистого неба. Завидели впереди два черных утеса. Между ними, как через ворота, и пошел на снижение наш борт. На аэродроме все рулежки, все поле вокруг забито солдатами и офицерами с вещмешками, сумками-баулами, оружием и ящиками с боеприпасами - они сидели строем на корточках, ждали бортов на Ханкалу или Северный.
От Моздока нас отвезли на грузовике совсем недалеко - до станции Луховская. Рядом база наших штурмовиков. Эта база и не давала нам спать. Круглые сутки штурмовики садились, взлетали, разгоняли турбины, самый жуткий вой турбин исходил из ангара, где техники проверяли снятые с самолетов движки.
Наша задача - обеспечить работу фильтрационного пункта. Пункт предстал перед нами в виде трех железнодорожных вагонов, отогнанных по одноколейке в тупик. Задержанных было совсем немного, вагоны были полупусты. Весь абсурд ситуации был в том, что порядок в вагонах поддерживали штатные гражданские проводницы. Они топили печки, протирали коридор, меняли белье. Как будто мы все это время ехали куда-то далеко в обычном поезде. Хотя, само собой, окна были в решетках, все охранялось нашим спецназом. Там я познакомился с нашей проводницей Валей. Мне показалось, что она казачка - черные соболиные брови, красивое лицо, особенный кубанский говор.
Валентина рассказывает малоизвестную историю. Всем известный российский правозащитник и депутат, наверное, никогда ни в каких своих мемуарах не напишет о том, как он посетил наш фильтропункт. В дверь моего вагона постучал однажды человек и завыл: "Я депутат Госдумы, пустите меня посмотреть условия содержания" Я отвечал ему через дверь, что если он депутат, то должен понимать сам, что без письменного разрешения своего командующего и без его личного присутствия никого пустить не могу. Депутат не унимался, пришлось за дверью передернуть затвор. Стук в дверь и крик прекратились. Зная подобную натуру, я не успокоился - приказал незаметно проследить за дальнейшими действиями пришельца. И не напрасно, правозащитник-провокатор побрел вдоль вагона. У вагона стояли громадные бочки с дерьмом, их вывозили по вечерам, но вечер еще не наступил. Депутат взобрался на край одной такой бочки, стал подглядывать в вагонное окно внутрь. Боец спецназа вместо того, чтоб просто прогнать соглядатая, сначала притаился за стенкой вагона. Потом резко выскочил перед окном, уткнулся через стекло лицом к лицу с депутатом и рявкнул: "Ух!". "Ревнитель прав человека", выпучив от испуга глаза, махнув руками, отлепился от окна и ухнулся в бак с дерьмом. Потом с трудом вылазил, уходил прочь. Вслед ему "казачка" Валя кричала из тамбура: "Ступай прочь, сраная твоя морда!".
Размещение фильтропункта под Моздоком с самого начала было не логичным. Захваченных в плен боевиков военным приходилось из Грозного везти под усиленным конвоем в такую даль, а это отнимало у армейцев и без того немногочисленные силы. Раз вечером нам пришло распоряжение: фильтропункт под Моздоком снять и перебазировать прямо в Грозный. Назавтра надо было все собрать и убыть на фронт. Энтузиазма это у нас не вызвало, но приказ есть приказ. Валя, помимо уборки в нашем вагоне, еще перестирывала нам одежду. В последний вечер она совсем уработалась. Валентина предложила раскинуть мне судьбу на картах. Гадания я всю жизнь не то чтоб боялся, но не любил. Она без спросу разложила на купейном квадратном столике свои карты.