Газета Завтра 523 (48 2003)
Шрифт:
Наконец, Мэром было найдено решение. Чудовищу Ненси сохранили жизнь, и оно стало частью красочного представления в День Города — на глазах у туристов-миллионеров сглатывало девушку в кокошнике, за что приезжие платили немалые деньги.
Сейчас Мэр осматривал самый большой в мире террариум, получивший название "Манеж интернешнл", размышляя, не следует ли обложить его изнутри кафельной плиткой. Склонившись над пропастью, он смотрел на смоляную поверхность воды, думая, как бездарно они с Плинтусом проиграли Модельеру: сначала позволили умертвить пылкого и бескомпромиссного Роткопфа, чей труп покоился теперь на Арлингтонском кладбище; а затем направили в ловушку предводителей скинхедов и "Красных
Обдумывая безвыходную ситуацию, Мэр провел у воды больше часа, пока на поверхности акватории не задрожали легкие круги, что свидетельствовало о приближении чудища. Слуга-кореец увел Мэра подальше от греха.
Другим несчастливым объектом была Кольцевая дорога. Казалось, совсем недавно, по наводке Модельера, прокуратура завела уголовное дело, обвиняя строителей дороги, а значит, и Мэра, в мошенничестве. Прокуроры ночами, когда спадало движение, ползали по трассе с аршинами, рулетками и штангенциркулями, и обнаружили, что полотно на десять сантиметров уже проектной ширины, а значит, асфальта не положено на площадь, равную тридцати миллионам квадратных сантиметров. Разгорался грандиозный скандал. Мэр собрал в кулак все коммунальные службы. За несколько дней под Кольцевую дорогу был подведен мощный нагреватель, что привело к тепловому расширению полотна, и судебная экспертиза не обнаружила нарушений.
И вот теперь, когда одна напасть миновала, накатилась другая. Все тот же Модельер подбил слабовольного мэра Санкт-Петербурга совершить в отношении своего недавнего московского друга диверсию. Из Центра по разработке биологического оружия, находящегося в городе на Неве, в Москву, под видом пивных дрожжей, был доставлен биологически активный грибок с кодовым названием "Балтика". Достаточно было поставить у обочины Кольцевой дороги одно пивное заведение в виде матерчатого шатра с красочной, из папье-маше, скульптурой бутылки, как грибок был перенесен на асфальт и начал свое разрушительное действие. Полотно уничтожалось со скоростью четыре метра в сутки. Прожорливый грибок съедал асфальт до земли, превращая трассу в рыхлую рытвину. Начались пробки, аварии. Ремонтные бригады едва успевали восстанавливать дорогу, как грибок тут же сжирал восстановленные участки, распространяясь все дальше по периметру кольца. Посыпались нарекания в прессе. Мэра обвиняли в халатности, в сокрытии дорожных налогов, в неумении организовать движение автотранспорта. Модельер, принимая представителей сексуаль- ных меньшинств, намекнул, что есть люди, готовые организовать саботаж на дорогах с целью понизить рейтинг Президента.
Назревал острейший конфликт между руководством Москвы и федеральным Центром. Мэр был взбешен. Желая отомстить вероломному коллеге, он напустил на Санкт-Петербург грибок из подмосковного биологического Центра, под кодовым названием "Новоогарево". Заброшенный в северную столицу грибок мгновенно сожрал весь Невский проспект, Александрийский столп, ростральные колонны и оставил от города, готового праздновать трехсотлетний юбилей, одни раскрашенные фасады.
Однако это проявление давнего соперничества двух столиц не спасало Кольцевую дорогу. Грибок сжирал автомобильные покрышки. Трейлеры "T.I.R." въезжали в город на ободах. Милицейские патрули стояли босиком или в развалившихся сапогах. Уничтожение грозило не только МКАД, но и всему мегаполису...
На экстренном заседании мэрии решили забросить проклятую дорогу и начать строительство новой, с радиусом в сто один километр, где когда-то коммунисты установили черту оседлости для отбывших срок политзаключенных. На отравленных и зараженных участках, оставшихся от съеденной МКАД, начали возводить бараки, куда переселялись из центра злостные
Теперь Мэр горестно созерцал рыхлую, напоминавшую пемзу трассу, где замерли обглоданные грузовики, "джипы" и "вольво" В некоторых виднелись скелеты водителей и пассажиров, среди которых он заметил костяк известной в прошлом исполнительницы советских песен, отказавшейся подписать "Слово к народу". Крупный скелет певицы держал на коленях скелет болонки, и всё это помещалось в металлическом остове "мерседеса".
Пугающие предчувствия не оставляли Мэра. Заговору против Счастливчика и Модельера, автором которого он являлся, грозило разоблачение. Надо было что-то делать. И вдруг решение возникло. Глядя на череп певицы, на ее поющий безгубый рот, он вдруг понял, что должен освободиться от Плинтуса, выдать его Модельеру; повиниться и мнимо покаяться, отведя от себя гнев всесильного временщика, переведя этот гнев на Плинтуса. Это позволит выиграть время; сохранит сердцевину заговора; сбережет проект "Московская коррида", во время которой тореадор Эскамильо преподнесет Счастливчику голову андалузского быка и пронзит Президента шпагой.
"Ложь есть всего лишь частный случай правды. Вероломство — частный случай преданности. Предательство — частный случай дружбы. Подвиг Христа невозможен без подвига Иуды",— повторял Мэр истины, почерпнутые у иезуитов, консультировавших проведение в Москве праздника Святого Игнация Лойолы.
Он отказался от посещения других строительных объектов: канала "Волга — Аму-Дарья", проходящего через Бородинское поле; нескольких мостов через Москву-реку, которые он приказал передвинуть, но которые были унесены течением и плыли теперь где-то в низовьях Оки, — и кинулся осуществлять свой новый план.
Модельер не отказал в приеме. Однако пригласил не в рабочий кабинет, где в прихожей толпились просители — министры, послы, генералы и олигархи,— но в кабинет массажа, где Мэр, облаченный в торжественный фрак, увидел абсолютно голого Модельера, возлежащего на канапе. Над ним склонился немолодой желтолицый непалец, заостренными костяными иглами, окуная их в фарфоровые мисочки с красками, наносил цветную татуировку. Мэр, весь в черном, с галстуком-бабочкой, каялся перед Модельером, глядя на его сытую спину, наполовину испещренную узорами.
— Токмо по слабости нашей и по недомыслию... Бес вожделения и гордыни душу восхитил... Секиру воздаяния за грехи наши да отведет милосердие от выи склоненной и от очей долу зрящих, бо небо затмило неразумение наше...— бубнил Мэр, глядя, как на розовой упитанной спине Модельера под острой точной иглой возникает причудливый орнамент.— Виноват, что долгое время шел на поводу у этой отвратительной ядовитой жабы, из-под языка которой то и дело вырывается хула на нашего несравненного Президента, и, да не разгневается ваша светлость, и в ваш адрес, что, в конце концов, переполнило чашу моего терпения, и я явился с повинной. Не только отрекаюсь от прежней с ним дружбы, но и готов показать на хулителя хоть под присягой...
Модельер лежал к нему затылком, рассыпав по узорной подушке черные, со стеклянным блеском волосы. Мэр не видел его лица.
— Это он, Плинтус, подбивал Фюрера и Предводителя, намереваясь направить толпы обезумевших коммуно-фашистов на Кремль. Перед началом футбольного матча мне стал известен его коварный план московских беспорядков. Я пытался дозвониться, но ваш мобильный телефон оказался выключенным...
Модельер не поворачивался, молчал, и Мэр не знал, какое действие оказывают его слова: достаточна ли степень признания, достигнут ли предел покаяния, у которого следует остановиться и который достаточен, чтобы получить прощение.