Газета Завтра 859 (18 2010)

Газета

И выпей за неё до дна.

Пускай не гаснут свечи в храме,

И звёзды в темной вышине

За опаленную в Афгане

И, кровь пролившую, в Чечне.

Взлетай свечой, отважный летчик,

За офицеров, рядовых,

За всех бойцов "горячих

точек",

Локальных войн и мировых.

За лучших воинов России,

Которые во все века

Себе пощады не просили

В глазах коварного врага.

ОЛЬГА САПОЖНИКОВА

Уходят старики и закрывают двери

В миры, куда ни мне, ни вам не заглянуть…

Успеем ли сказать им о любви, о вере —

Успеем ли продлить их тихую весну?

О том, что столько слёз невыплаканных (гордость!)

Копили, как рубли (никто не отберёт) —

Мы, провожая их, рыдаем чуть не в голос…

Дай Бог нам так прожить… Да кто же — не даёт?

Уходят старики… Но добрыми глазами

Хранителей с небес глядят они из тьмы.

И юность далека — а на носу экзамен:

Уходят старики, Но остаёмся — мы!..

АЛЕКСАНДР РОЗАНОВ

Попривыкли к цифрам и значенью!

Равнодушный взгляд по обелискам.

Мы — свои на празднике забвенья,

Мы — чужие на вертепе смысла.

Я поздравил девушку с Победой…

Девушка спросила: "С чем, простите?" —

Родина, за что такие беды?

Родина, вы цену назовите,

Родина, ведь вас не понимают.

Родина, ведь вы давно не в моде,

Родина, ведь всё короче в мае

Могикан последних половодье.

…Мы

страна утраченной Победы:

Память заменили пьедесталом,

Подвиг разменяли на беседы —

В душах наших Подвига не стало.

В душах вещевого потребленья

И в сердцах заезжего цинизма,

Мы — свои на празднике забвенья,

Мы — чужие на вертепе смысла.

АЛЕКСЕЙ ШОРОХОВ

ПАМЯТИ ОТЦА-ФРОНТОВИКА

Зачем тогда так глубоко и тонко

Алело солнце сквозь туман полей?!

Теперь весь век — обманутым ребёнком

Бежать за первой стаей журавлей.

...Река дымится, и плывёт, и грезит

О чем-то милом, давешнем, своём.

Дощатый мостик, и на самом срезе —

Мы не себя, а детство узнаём.

Какая тень! Как заросли пахучи!

Где злой мальчишка нудит пескарей,

Чтобы потом с полуразмытой кручи

Тягать тугих лобастых голавлей.

Как ты завидовал им, деревенским, цепким,

Серьёзным даже в резвости своей!

А сам пускал рассохшиеся щепки

И провожал их мыслью до морей.

Но, видимо, такой большой поклажи,

Такой мечты не вынесли суда:

Устали голуби, увязли в такелаже,

И не вернутся с письмами сюда.

И поздно, милые — чай, жизнь уже успела

Нас отучить от писем и звонков;

И ждать вестей не в оперенье белом,

А чаще — с перебитым позвонком;

И полюбить навек в огне закатном

Свою судьбу и трепетную даль,

Усиленную эхом троекратным,

Но счастье обещавшую едва ль.