Газета Завтра 863 (22 2010)
Шрифт:
Фёдор Бирюков АПОСТРОФ
Эдуард ЛИМОНОВ. "А старый пират…" — М.: Ад Маргинем Пресс, 2010, 128 с.
Эту книгу
1
http://top.mail.ru/jump?from=74573
Лимонов был поэтом всегда. И в пору хулиганского отрочества, и в годы "негодяйской" молодости, и позже, когда покорял одну за другой мировые столицы. Стихи — дорогие деликатесы, одной поэзией сыт не будешь. И Лимонов писал прозу — яростную, революционную, страстную, предельно честную. Будь то автобиографические романы, приводившие читателей одновременно в ужас и восторг, будь то публицистические "бомбы" — такие как "Дисциплинарный санаторий", "Другая Россия", "Ереси". Но за фигурой бескомпромиссного писателя-бунтаря всё это время неизменно маячил силуэт поэта — тоже ниспровергателя, но ницшеански отстранённого, обособленного.
Стихи Лимонова полиритмичны. Иногда эстетские, по-моцартовски легкие. Часто — грубые до физиологичности, строчки рваные и резкие, как панк-рок. Бывает, слова кружатся в вальсе, бывает — бравурно маршируют имперскими легионами. Чтение не для уютных салонов, где на столиках в романтическом полумраке мерцают бокалы с вином. Лучше — в несущемся сквозь подземелье вагоне метро, когда пытаешься распознать в окружающих женщинах очередную шахидку. Или в окопе на передовой, на самом острие жизни.
В горах дымы и перестрелка,
Х`рваты начинают бой…
Пошли, Аркан. В дорогу, Желко!
Мне по пути опять с тобой…
После тюрьмы поэт в Лимонове обрёл второе дыхание. Гулкую холодную бездну казематов с её метафизическими сквозняками и запредельной несвободой, лязг металлических засовов, мрачные тени узников прошлого, космическую тоску, ярость загнанного в угол волка — всё это превратил седовласый Лимонов в коловращение слов, свистопляску страстей — в абсолютную свободу, на которую только способно творчество.
Понимал я, что прекрасна святость,
И отказ от бременей и уз,
Не пугала даже и проклятость
Я в тюрьме аскезы понял вкус,
Был я тверд и стоек, как Ян Гус…
"Старым пиратом назвал меня Тьерри Мариньяк — приятель моих
Открывая сундук, будьте готовы к приключениям. Вы можете вдруг очутиться на берегах древнего Нила, в бункере Гитлера или же среди руин современных мегаполисов…
В разбитых куполах гиперторгцентро будут летать птицы.
В стенах парламентов мира будут зиять дыры.
На наш седьмой съезд соберутся полевые командиры,
Обветрены, загорелы, изможденыи усталы будут их лица…
Между задумчивым Сталиным и одержимым Фаустом резвятся белокурые детишки — мальчик и девочка, Богдан и Саша — "цветики России". А где-то неподалёку ожидают возвращения своего героя страстные и непостоянные красавицы… В знойном Афганистане "читает Киплинга Джон", агент ЦРУ. Пару тысячелетий в сторону, и вот мы встречаем греческих богов — бородатых и загорелых. Они вернутся уже в постапокалиптическом послезавтра — "жестоки, сиятельны, надменны и страшны".
В парадоксальном лимоновском мире пересекаются пространства, времена, души меняют телесные оболочки. Но неизменной остаётся духовная Родина — Россия — под трехцветьем имперского флага.
Звенит золотое над чёрным
И чёрное свежей землёй
Наваливается упорно
На саван врага ледяной.
Там "Ра" египтянское просто
От "Радости" произошло…
Поэт и гражданин в одном лице, Лимонов увлекает своего читателя в путешествие по бескрайним просторам вечной Руси — по ту сторону угрюмой реальности спальных районов, "милиционеров, перронов, вокзалов", — "под белоснежными орлами, где ветер гонит ямщиков"
И угро-финские снега
Лежат в гармонии со снами,
Ты мне, Россия, дорога…
Потаённая, надвременная, "аскетически красивая" Россия, встретиться с которой можно лишь где-нибудь в радикальном отчуждении от всех вавилонов современного мира.
Твои часовенки — подружки,
Твои источники чисты,
Их вечно не ржавеют кружки,
Нетленны над водой мосты.
Потом же вновь — жестокий город, холодный урбанизм столицы, железный грохот поездов, вечерний свет огней, подъезды, окна и машины… И мрачный чиновник, "зацементировавший" всё вокруг — Лужков, вознамерившийся разорить непокорного Лимонова.