Газета Завтра 960 (14 2012)
Шрифт:
В ответ мне слышится:
— Ха! Ха! Ха!.. "СМЕРШ"... Давайте оценим, что говорил Потапов в плену немцам по протоколу допроса другого генерала — Лукина (Там же).
Я не выдерживаю:
— Ха! Ха! Ха!.. Иван Иванович, вы считаете, что по словам и поступкам одного человека всегда можно оценить поведение другого, если они одной профессии??
— Конечно. Они же оба генералы...
— Но вот вы и, допустим, Радзиховский — оба журналисты. Могу я по словам и поступкам оного судить о вашем поведении?
— Ну, знаете...
— Ах, нет?! Странно...
Но обратимсЯ к "протоколу допроса военнопленного генерал-лейтенанта Красной Армии М.Ф.Лукина 14 декабря 1941
Он же знает, как много сейчас появляется нелепых, конъюнктурных, безграмотных, антисоветских публикаций. Вот вам не хрестоматия, которая только желательна, но вовсе не обязательна для чтения, а официальный, утвержденный Министерством просвещения учебник "Новейшая история зарубежных стран 1914-1997 годов" А.А.Кредера. И какое возмущение вызвал этот "учебник" в обществе! Гневно писал о нем и сам И.И. Но вдруг...
Перед заголовком "протокола" его публикатор пишет, что Лукин, как Потапов, "бросил командование вверенными ему войсками и сдался немцам в плен в октябре 1941 года". Бросил и сдался... А после заголовка, буквально через несколько строк читаем: "В октябре 1941 года Лукин был тяжело ранен и захвачен немцами в плен". И в преамбуле "протокола" дважды сказано: "был тяжело ранен" и "взят в немецкий плен". Как же это понимать? Если человек тяжело ранен, разве можно его обвинять в том, что он "бросил и сдался"? А преамбула, естественно, должна быть написана тем, кто вел "допрос", — немцем, и потому совершенно неправдоподобно выглядят уже первые слова "протокола": "взят в немецкий(!) плен". Зачем "немецкий"?
А где происходил "допрос" — надо полагать, в каком-то лагере военнопленных? Неизвестно. Сказано почему-то очень неопределенно: "на оккупированной германскими войсками территории СССР". Она была тогда весьма обширна.
Далее совершенно очевидно, что это вовсе не допрос, который должен состоять из вопросов и ответов, а пространное многословное заявление. В протоколах обязательно указывается, кто вел допрос, но здесь не назван тот, перед кем было сделано это заявление. Почему? Не трудно догадаться: назвав конкретное имя, легко попасть впросак.
И тут начинается самое характерное: "допрашивающий" не задаёт никаких вопросов военного характера, он практически неосязаем, а "генерал" безо всякого побуждения и нажима вываливает кучу совершенно несуразных измышлений и военного и невоенного характера. Например, уверяет собеседника (вернее, слушателя — того, кто молча и терпеливо внимает его трёпу), что средний заработок советского рабочего — 300-500 рублей в месяц. И сразу видно, что фальшивку слепил человек довольно молодой или невежественный, не знающий нашей довоенной жизни или забывший её. В ту пору названные суммы денег были огромны, и редкие рабочие их получали. Во время войны возникли вполне объяснимые финансовые несообразности, но после денежной реформы 1947 года зарплаты и цены стали примерно такие же, что и до войны. И в конце 40-х годов рабочие и служащие, получавшие 300-400 рублей в месяц, составляли
А "генерал" выдаёт ещё и такую "государственную тайну": "Колхозник в Сибири получает 4 кг хлеба в день". Что за чушь! Каждый день по четыре килограмма? Человек просто не знает, как, в каком порядке, не говорю уж о размере, оплачивалась работа в колхозах.
Не менее увлекательно то, что "генерал Лукин" говорит о делах военных. Приступая к ним, заявляет: "Один мой друг сказал мне..." Слушатель-немец, дабы прикинуть меру достоверности сведений, полученных от "друга", тут должен бы тотчас спросить, что за друг, кто он, где работал, когда говорил, но слушателя это не интересует, он продолжал внимать молча.
И что же сказал таинственный и всезнающий "друг"? Оказывается, в СССР "ежедневно строятся 60 танков, позднее их число будет доведено до 80". На самом деле во второй половине 1941 года, о которой вел речь лже-Лукин, мы выпускали ежедневно лишь 13 танков (Энц. ВОВ, с.705). Наши достижения тут были ещё впереди. Только к концу 1942 года мы стали выпускать ежедневно больше 60 танков.
Что ещё поведал загадочный "друг" генерала? "Строятся около 20 самолётов в сутки". На самом деле — 27 (там же, с.35).
Что ж получается? Сообщая немцу неизвестно как полученные "сведения", скорее всего, взятые с потолка, "генерал" в одном случае преувеличивал реальные данные, в другом — преуменьшал, т.е. явно дезинформировал врага. Какой же он изменник? Так поступают в плену только истинные патриоты. И он продолжал травить баланду: "Начиная с сентября этого года восточнее Волги формируется 150 дивизий". Осветил все проблемы, какие только можно: "На фронт начинают поступать новые реактивно-пусковые установки, их появится очень много. Вы должны обратить на них внимание... Артиллерии и пистолетов-пулемётов будет не много, СССР помогают Англия и США, нефтяных запасов не так много, если вермахт дойдёт до Кавказа, их будет ещё меньше..." И тут опять много странного. Если перед безымянным немцем сидел такой словоохотливый эрудит, почему же сей фриц не поинтересовался, сколько это хотя бы приблизительно — "много", "не много" и "не так много"? С другой стороны, почему не сказал: "Заткнитесь! Мы и без тебя знаем, что Англия и США помогают. Соображаем и то, что без Кавказа у русских нефти будет меньше". Между прочим, тогда США помогали и Германии.
Вместо такой, вполне естественной, реакции на трёп мы читаем: "Здесь генерал-лейтенант Лукин задал вопрос собеседнику..." Вот оно что! Это действительно не допрос, а беседа... "не собираются ли немцы создать альтернативное правительство? Допрашивающий ответил, что создание такого правительства затруднительно, ибо генерал Лукин сам сказал, что все, кто мог бы войти в альтернативное правительство, были убиты большевиками". Господи, альтернативное... И слова-то этого тогда не было, никто и не говорил так!.. Но лже-Лукин называет двух альтернативщиков — Буденного и Тимошенко: "Они могли бы выступить..." Так они и выступили, командуя фронтами против немцев.
В этом монологе уж очень много нынешнего, чисто демократического, вранья: о ненависти народа к "советскому режиму", к партии, к Сталину, о том, что "большевизм чужд русскому народу", что "большевики пролили много крови за 20 лет своей власти", о всеобщем "страхе перед системой"... И опять же, тогда и не говорили так о власти — "система". Это словцо да упомянутое "альтернативное правительство" до нагиша изобличает фальшивомонетчика эпохи Ельцина. Такая языковая дремучесть простительна разве что евро-грузину Сванидзе!