Газета Завтра 963 (17 2012)
Шрифт:
Рейтинг слухов
Говорят, что назначение С. Шойгу губернатором Московской области делает его второй по влиянию после В.Путина фигурой российской политики
Другие слухи
Реклама
Реклама
Адрес редакции:
119146, Москва, Фрунзенская наб., 18–60
Электронная почта: [email protected]
Телефон: (916) 502-49-86
Служба рекламы: (903) 131-53-97
Технический
Электронная почта технического отдела [email protected] .
(function(w, c) { (w[c] = w[c] []).push(function { try { w.yaCounter11286280 = new Ya.Metrika({id:11286280, enableAll: true, webvisor: true}); } catch(e) { } }); })(window, "yandex_metrika_callbacks");
Море грёз Море грёз Фёдор Гиренок 25.04.2012
Человек между бредом и галлюцинациями
Несмотря на многовековую усталость, наука до сих пор не дремлет. Ученые по-прежнему бодрствуют. Они ищут и находят следы все новых форм разумных существ. На Алтае найден ни на кого не похожий Денисовский человек. В Китае обнаружены останки разумных существ неизвестного вида. В Испании, в пещере Нерха, открыты новые наскальные рисунки.
За всеми этими открытиями стоит один действительно интересный вопрос: что значит быть разумным? Сегодня научное сообщество готово, кажется, окончательно согласиться с тем, что неандертальцы разумны, что они являются параллельным человечеством.
Поскольку идея параллельности обратима, постольку на вполне законных основаниях можно утверждать и обратное, а именно: человечество оказалось параллельным видом обезьян. Что, в свою очередь, наводит на вопрос, не отличается ли человек от всех разумных существ своим неразумием, тем более, что в человеке есть одна странность, которая отличает его от обезьян. Дело в том, что, как говорят ученые, реакции людей на внешние раздражители на некоторое время опаздывают по сравнению с реакциями животных. Вот эту странность я и попытаюсь разъяснить, различая реальное, воображаемое и языковое.
Молчание
Неандертальцы, как, впрочем, и кроманьонцы, были очень умные обезьяны. Они умели делать всё, что умеет делать человек. Они пользовались огнем, хоронили умерших, изготавливали ножи и украшения. Мало-помалу труд создал из них разумных существ. Эти существа были недоразвитыми только в одном отношении — они не умели рисовать, схематично обозначать самих себя наподобие того, как это сделано на изображении в пещере Ласко, в ее колодце. А следовательно, они не могли молчать, лишенные одиночества и мистического самоотчуждения. Первым молчащим существом стал человек.
Молчание является поведением человека-изгоя. В нем впервые высказана претензия на обладание свободой. Молчать — значит, в безумии претендовать на свободу,
Язык — это соглядатай мира. Это дозор, высланный реальностью, для поимки беглеца. Для пленения его воображаемого. Поэтому до сих пор человек не может не бояться говорить, ибо говорить он может только о том, о чем невозможно молчать.
Взрыв галлюцинаций
Только тот, кто грезит и молчит, может заговорить. Но его речи непременно будет предшествовать взрыв сознания, подобный взрыву галлюцинаций, объективированных в образе, в письме, то есть, в наскальной живописи позднего палеолита.
Не слово, а ритм, не знак, а образ создают горизонт человечески возможного в мире. Язык убивает образ, знак истребляет ритм и мелодию человека. Единственное свойство знака, оправдывающее его существование, состоит в том, чтобы не быть образом.
Воображаемое, появившееся в результате взрыва галлюцинаций, как раз и является той инстанцией, которая вынуждает человека затормозить, остановиться прежде, чем что-либо сделать. Внешней реакции человека всегда предшествует его внутренняя реакция на самого себя. А эта реакция требует времени, образуя зазор, трещину, онтологический просвет, заполняемый человеческим. Реальное остается позади, на своем месте, как бы за спиной человека. А впереди у человека смутно просматривается только нереальное, только сновидения, хаос грез и беспокойство безместного пассажира вселенной.
При переходе от естественного к воображаемому человек пересекает пределы реального. Он уходит от природы, но приходить ему, в общем-то, некуда. Его никто не ждет. Для него еще нет ни дома, ни социума, ни культуры. В войне реального и воображаемого побеждает воображаемое или, говоря на языке Флоренского, культ. Воображаемое работает на уровне произведения, выведения человеческого из небытия. Грезы необъяснимо приходят к человеку и необъяснимо уходят от него. Их невозможно воспроизводить, они множественны и уникальны. И человеку приходится ловить свой ритм, свою мелодию, удерживая в культе так называемое «Одно и то же». Это «Одно и то же» Ницше именовал Первоединым, тем, без чего в пространстве разрыва между реальным и воображаемым, ничто человеческое удержать было бы невозможно.
Человек теперь уже никогда не сможет вернуться из воображаемого в реальное. Только смерть могла бы вернуть его в мир наличного и возможного, в пространство абсолютного равнодушия вещей. Но на место Первоединого встал язык, и все изменилось. Началась объективация человеческого не в образах, не на уровне произведения, а в языке, на уровне воспроизведения.
Языковой тоталитаризм
В языке реальное берет реванш над воображаемым. К реальному язык относит теперь только то, что воспроизводимо по его правилам. Не воспроизводимому в слове отказано в существовании. Язык неуклонно репрессирует воображаемое.