Газлайтер. Том 4
Шрифт:
Нахмурившись, здоровяки громыхают ко мне.
Я мельком оглядываю шкафов, выбирая поздоровее.
— Так, ты свали и не отсвечивай, — велю правому, и тот разворачивается и уходит. — А ты бегом в кабинет своего босса и хорошенько вдарь ему в печень, но так чтоб не вырубился.
Громила срывается вверх по лестнице, причем бежит очень быстро, и выглядит это как гиппопотам в галопе. Я же, не торопясь, двигаюсь следом. По пути из разных дверей ко мне выскакивают то один, то другой сообщник Дюжева. Я всех собираю и веду за собой. Заодно практикуюсь в ментальном подчинении
Всего вылезает около пятнадцати. С трудом, но справляюсь. Мужики, как зомби, идут следом за мной. Блин, как же тут прокурено! Вообще Дюжев вроде как контрабандист сигарет. Через теневые компании он поставляет дешевые пакистанские папиросы на отечественные прилавки. Видимо, контрабандисты и сами часто балуются своим товаром. Дешево ведь.
Добираемся до кабинета хозяина этого предприятия. Сам Дюжев лежит на ковре и жадно хватает ртом воздух, сжимая живот. Над главарем возвышается посланный «шкаф».
— Выстройтесь по кругу, — киваю своим «зомби», и они окружают опрокинутого Дюжева.
— Что за… — хрипит он, пытаясь восстановить дыхание. — Предатели…Вы все…
— Они не предатели, — решаю прояснить ситуацию. — Я — телепат Данила Вещий. Теперь сообразил в чем дело?
Он моргает раз, другой и хрипит:
— Что тебе надо? Зачем подчинил моих людей?
Ну хотя бы контрабандист оказался сообразительным. А, значит, можно попробовать поговорить без членовредительства. Следующие пару минут я объясняю «сигаретному барону Будовска», что разрешается и запрещается делать в моем городе. Разрешается, так и быть, барыжить папиросами. Запрещается приставать к красивым учительницам. Дюжев понятливо кивает, да и в его голове я не нахожу возражений, особенно когда он поглядывает в рыбьи глаза своих людей. Ну и славно. На этом я и оставляю контрабандистов. Ну а что? Не всех же убивать, а то так в Будовске совсем не останется людей. Треть жителей хоть как-то, да замешана в криминале. Нужно практиковать кнут и пряник, нужно перевоспитывать местных бандитов. Чай не тупые, демонстрации силы должно быть достаточно. А кто тупой и все равно не понимает — того можно и убить. Даже нужно.
А Антонине Павловне с Марией Федоровной все равно лучше пожить у меня. А то неизвестно, кто еще из ее прошлых клиентов королевы пилона нагрянет к ней, соскучившись.
На следующий день выпадает выходной, и уж так вышло, что я завтракаю вместе с семьей и нашими гостями. Антонина Павловна пьет чай, тихонько о чем-то общаясь с мамой. Степан за кружкой кофе читает газету. Мария Федоровна с Лакомкой на пару уплетают мамины ватрушки с медом и лимоном. Ради конспирации нашей альве пришлось надеть повойник, чтобы ушки не торчали.
Я, сытый и довольный, уже собираюсь встать и пойти по своим делам, как меня неожиданно окликает Антонина Павловна:
— Данила, а у нас с Леной через полчаса частный урок.
— Я очень рад за вас, — улыбаюсь, еще не чувствуя подвоха.
— А ты бы не хотел присоединиться к нам? — хлопает глазками женщина.
Но я не успеваю
— Конечно, хотел бы, — утвердительно заявляет она. — Ведь ради ваших уроков он и заключил с вами репетиторский контракт. Вы его любимая учительница. Правда, Даня?
— Конечно, самая любимая и неповторимая, — бормочу, ибо другой ответ и невозможно дать.
— Я очень рада, — улыбается Антонина, переглянувшись с матерью.
И по их довольным взглядам я понимаю, что их партия удалась. Это заговор, сто процентов. Меня хотят заставить учиться, вот блин.
— Дядечка Данила, — сочувствует мне Мария Федоровна. — Ты уж не расстраивайся, пожалуйста, из-за того, что будешь учиться в выходной. А хочешь я тебя нарисую?
— Это было бы прекрасно, — вздыхаю, думая о том, что час проведу впустую. — Но только если это вас не затруднит, Мария Федоровна.
— Нисколечко, — важно кивает девочка.
Скоро приезжает Лена, и мы втроем с учительницей располагаемся в гостиной. Впрочем, я нисколько не жалею: частный урок проходит весело. Антонина Павловна искренне старается, так и вертится у переносной доски, расписывая, объясняя и крутясь своей…хм. Это как приват-танец в вип-кабинке, только еще и моя девушка рядом сидит. В середине занятий приходит Лакомка, заявив, что тоже хочет учить «вашу кулдагебру» и фривольно усаживается мне на колени на глазах обомлевшей Антонины Павловны. Весело, как я и сказал.
А потом в другой комнате раздается полный боли детский крик. И нам уже не до уроков. Марину Федоровну скручивают спазмы. Девочка плачет, беснуется, пытается рвать на себе волосы. Антонина Павловна обнимает дочку и пытается ее успокоить. Зрелище ужасное. На помощь девочке приходим мы с Лакомка. Я через телепатию помогаю малышке забыть о боли. Альва же поет мелодичную песню и нежными касаниями снимает спазмы с маленького трясущегося тела. Усталая Мария Федоровна засыпает в объятиях матери.
— Что с малышкой, Даня? — спрашивает меня Лакомка, когда я отвожу ее в другую комнату.
— Маготропия, — отвечаю, вспомнив слова Антонины.
— Понятно… — задумчиво протягивает альва.
— Знаешь, что это? — пристально смотрю на ее опечалившееся красивое лицо.
— Да, невосприятие магического фона, — вздыхает блондинка. — Девочка долго не проживет, если ей не помочь.
— У нас такое не лечится. Лекарства только глушат симптомы болезни.
— Ужасно! — восклицает альва, схватившись за голову. — Я бы могла изготовить лечебный элексир, он бы исцелил девочку, но для этого мне нужна выжимка зверя оранжевого уровня синей омеги.
— Хм, а напиши перечень конкретных зверей? — сразу хватаюсь за соломинку.
Лакомка быстро накидывает на листочке список зверей. Я вглядываюсь и удивленно присвистываю.
— Да, — грустно кивает альва. — Очень редкие виды. А учитывая, что у вас свои магические звери еще не водятся, я даже не знаю, где достать.
— Зато я знаю, — улыбаюсь и нежно обнимаю альву за точеную талию. — А теперь, солнышка, расскажи мне, что еще ты полезного можешь сделать из «выжимки» конкретного этого зверя?