ГД. Книга вторая
Шрифт:
– Вы говорили о вивернах, - вспомнила я наш диалог в «Полете дракона».
Сделав глоток глинтвейна, закашлялась, ощущая жгучий привкус на языке, но все же мужественно отпила еще несколько, и лишь затем вопросительно посмотрела на своего собеседника. Профессор Наруа задумчиво дымил трубкой, с полуиронией поглядывая на меня, но затем все же произнес:
– Rufusdraco. Что вы знаете о них, дорогая?
Сделав еще глоток адского напитка, откашлялась, ощущая легкое головокружение, и заученно ответила:
– Подвид драконов, считавшийся вымершим более шестидесяти лет. Существовали всегда
Наруа покивал со все той же усмешкой, и повторил мои слова:
– «Считавшийся вымершим», в прошедшем времени, не так ли?
Я кивнула.
– Значит вам известно, что никто не вымирал?
Кивнула повторно.
– А причину сохранения их популяции вам назвать?
– искушающим тоном вопросил профессор.
– Вы же знаете, что я жажду услышать все, что вы знаете, - словесных дуэлей мне хватало и с драконами, сейчас я хотела просто получить информацию.
Вновь выпустив клуб дыма, который магией унесло в приоткрытую форточку, профессор вздохнул и начал свой далекий от счастливого рассказ:
– Причины мне не ясны, - сказал он, - но находясь на территориях оборотней я с удивлением обнаружил ребенка, девочку, с глазами дракона.
Я с не меньшим удивлением воззрилась на Наруа.
– Как вы понимаете, пройти мимо такого явления я не смог, - продолжил профессор, - и, пользуясь заслуженным доверием стаи и главного шамана, начал исследовать малышку. Первое, что поразило – она не обладала магией. Второе – она не оказывала в принципе никакого влияния на железо, но, при этом, помогая отцу в кузнице, творила совершенно изумительные украшения из серебра. Плюсом – ребенку не вредил ни огонь, ни расплавленный металл, однажды мне довелось увидеть, как ее волос коснулся огонь из печи и… ее локоны ничуть от этого не пострадали.
Как зачарованная, я смотрела на профессора, в принципе с трудом осознавая это – профессору Стентону огонь вредил, и еще как - мазь от ожогов он использовал достаточно часто.
– При этом, - продолжил Наруа, - родители девочки были оборотнями.
– Усыновление?
– предположила я.
Отрицательно покачав головой, профессор пояснил:
– Слишком большое сходство с родителями, чтобы я мог заподозрить усыновление. Ко всему прочему младенец, которого в тот год родила Уранада, тоже имел ярко выраженные драконьи глаза.
Мне оставалось лишь сидеть, все так же в полном изумлении взирая на Наруа.
– Естественно, я крайне заинтересовался данным явлением. У оборотней в стародавние времена была принята узелковая письменность, вы знали?
Отрицательно покачала головой, я не интересовалась никогда данной областью, да и мои знакомые оборотни и изъяснялись и писали на языке принятом в империи.
– Долго учил его, - усмехнулся Наруа, - но это того стоило - мне удалось выяснить, что более трехсот лет назад Ржавые драконы заключили договор с на тот момент единым государством оборотней, прося… как это не удивительно - защиты. Расплатой стали тридцать девушек, которых передали оборотням… в пользование.
– Пользование? – переспросила я, не поняв данного термина.
– Пояснять не буду, - мгновенно сказал профессор, - иначе ваша
Несмотря на сказанное, в тоне профессора проскользнуло что-то восхищенно-восторженное по отношению к миссис Макстон. Подавив улыбку по поводу возникших подозрений, вернулась к вивернам.
– Каким образом они появились?
– Примерно тем же, как появляются дети у людей, - иронично ответил профессор.
– Но… сложности возникли. Как я уже сказал, на момент заключения договора, царство оборотней было единым, что впрочем свойственно родоплеменному строю, но в дальнейшем развитие государственности привело к обособлению некоторых из племен, и соответственно конфликтам. Первым упоминанием о виверне для меня лично стала народная песня оборотней «Мертвое поле».
В моем взгляде отразилось непонимание.
Наруа пожал плечами и напел незамысловатое:
– Я найду тебя среди тысячи тел,
Я отниму тебя у сотен смертей,
Я уничтожу тех, кто посмел,
Превратить твое тело в рваный мешок.
Он отстукивал пальцем по столу в такт мелодии, которая несмотря на лиричный напев, вероятно, исполнялась под типичный для оборотней барабанный бой.
После нахмурился, словно припоминая что-то, и добавил:
– Песня верности и скорби, песня жены, что потеряла любимого мужа. Песня, обернувшаяся смертью для всех, потому и «Мертвое поле».
– Не поняла, - совершенно честно призналась я.
Наруа посмотрел на меня и объяснил прямо:
– У оборотней мужчины и женщины сражаются наравне, если на кону выживание стаи. В обычные битвы жен не берут, но когда речь о сохранении жизни детей - все естественно иначе. Было. Насколько я понял, собирая обрывочные сведения, тот оборотень сражался с женой. Женой, которая в момент его гибели от горя обернулась вовсе не в звериную ипостась, а во что-то среднее между зверем и драконом.
Он взмахнул рукой, и дым обрисовал то жуткое чудище, что профессор уже демонстрировал мне в гостинице.
– Вот только ее крик, крик обратившейся виверны, убил не только врагов…
Я судорожно выдохнула, пытаясь представить произошедшее… Что ж, представлять было что – если сегодня крик виверны разбил все стекла в центре города, то мне страшно представить, что она могла натворить, обезумев от горя и отчаяния.
– У мужских особей полукровок подобного не происходит, - Наруа притянул к себе магией блюдце, причем блюдце их любимого сервиза миссис Макстон, выбил уже скуренный табак из трубки, набил ее заново и продолжил, поджигая смесь: - С тех пор женщины у оборотней не сражаются.
Поразмыслив немного, осторожно спросила:
– Но мужские особи виверны сражаются?
– И крайне успешно, - подтвердил профессор.
– Рисунок, что я показал вам, был останками одного из самых выдающихся вождей. В бою мужские особи виверн практически не имеют себе равных.
– Даже среди оборотней?
– не поверила я.
– Они сильнее оборотней, - сразу внес ясность Наруа.
Я хотела было поспорить, прекрасно зная, на что в боевых условиях способны оборотни, но вспомнила лорда Арнела. То с какой легкостью он впитал Адское пламя - было более, чем показательно.