Где деньги, мародер?
Шрифт:
— Мне нужна машина, Гриша, — сказал Кащеев. — В Уржатку.
— Козлик на ходу, — ответил мужичок. — Возьмите козлика, Ярослав Львович. Он для тамошних говен самая подходящая машина.
— Ключи давай, — Кащеев кивнул. Мужик живенько скрылся в своей будке и почти сразу выскочил обратно. Бросил Кащееву ключ, тот его ловко поймал. И направился вдоль двух рядов машин к жуткой на вид развалине, зато с очень высоким клиренсом. Машина даже для этих мест выглядела старой. Возможно, когда-то у этого «козлика» была крыша, но теперь от нее остались только две передние стойки.
Однако завелся он сразу, мотор фыркнул и заурчал, стоило только Кащееву повернуть ключ в замке зажигания.
Ехали мы молча. Кащеев сосредоточенно крутил баранку. Ларошев иногда касался головы и болезненно морщился. А я просто глазел по сторонам. Уржатка, хм… По словам Йована и Бориса, мародерам в этом месте грозила какая-то страшная расправа. Или не всем мародерам, а только им.
Никаких блок-постов на границе района не было, я бы так вообще не понял, что это место как-то выделяется из всего остального города. Ну, улицы и улицы. Одни дома выглядят в чем-то даже роскошно, кружево резьбы, цветочки на окнах. Другие — сущие развалины, которые проще сжечь и построить заново, чем починить. Ясен пень, мы остановились как раз рядом с именно таким домом. Стоял он как будто слегка наособицу, на самом берегу узкой речки Ушайки. Одним углом практически нависая над водой. Малейший разлив, и крантец домику…
За покосившимся почти черным от старости забором во дворе сидела на ветхом трехногом табурете дремучая старушенция. Она покачивалась и курила трубку. И смотрела прямо на нас, когда мы вошли, будто ждала.
— Ручку позолотить пришел, внучек? — скрипучим голосом сказала она Кащееву и улыбнулась во весь свой беззубый рот. — Али опять будешь на работу звать?
— Так пытался уже, Забава Ильинична, — в тон ей ответил Кащеев. — Помощь нам нужна твоя, вот что.
— Расценки мои ты знаешь, — заявила бабка. — Нет денег — нет помощи.
— Да уж, от тебя разве чего-то даром дождешься… — пробурчал Кащеев и полез в карман за бумажником. Протянул старухе несколько купюр. Та быстро сцапала их узловатыми пальцами, и они моментально исчезли где-то в складках ее ветхого широкого платья.
— Что там за беда опять у вас приключилась, ученые вы мои? — голос бабки сразу стал слаще, потек как сироп, взгляд выцветших глаз смягчился.
— Тут вот какое дело, Забава Ильинична… — Кащеев подробно описал наше недавнее приключение и сунул ей под нос ту самую бумажку с нарисованным незамкнутым цветком. Та внимательно его выслушала, поворачивая голову то вправо, то влево, как ворона. Потом уставилась на меня выжидающе. Я стоял молча, не зная, что делать.
— Сюда иди, отрок, гадать тебе сейчас буду, — сказала она. Я посмотрел на Кащеева. Тот утвердительно кивнул. Я подошел ближе. — Руку давай, бестолковый!
Протянул руку. Она ухватила меня за ладонь и подтащила ближе. Долго-долго разглядывала линии и шевелила губами, как будто читала. Потом снова посмотрела мне в глаза.
— Не тот ты оказался, — сказала она. — Поторопился Федор наш Кузьмич. Ждал другого, а появился ты. Он сослепу и принял тебя за него.
— Это за кого еще? — спросил я.
—
— Это он силу вроде как передать хотел? Как колдун из сказок? — вырвалось у меня.
— А ты что ли тоже из сказок, коли колдун? — бабка засмеялась.
— Ой… — я задумчиво почесал в затылке. — Так это он сбежал искать этого наследника?
— Все так, изумрудный мой, все так, — бабка поднялась с табурета. — А раз сбежал, значит бродит он где-то рядом.
— Так он что, доппельгангера моего ищет? — спросил я.
— Ишь ты, слова-то мы какие ученые знаем! — бабка засмеялась. — Нет, миленок, тень твоя ему без надобности, ему живая плоть нужна. Настоящая, с кровью горячей, а не пылью могильной. И непростой кровью-то, ох непростой… Корона будто там мне привиделась, — она снова пристально посмотрела на меня. — А тебе бы поостеречься брата неназванного своего. Настанет день, когда свет станет тесен для вас двоих.
— Что еще за брат такой? — спросил я.
— Тот самый, на чье место ты метишь, милый, — бабка отпустила мою руку и отвернулась. — Все ты понимаешь, не прикидывайся. И встреча ваша случится, дай только срок. Записано это не чернилами да не в книге.
— Так я вроде как ни на чье место не метил… — пробормотал я.
— Ну, метил — не метил, а занял, — старуха развела руками. — Судьба такая. Можешь сесть на жопку да руки сложить, а можешь угрем извиваться.
— А с доппельгангером мне что делать? — наудачу спросил я.
— Так известно что, — сказала бабка и усмехнулась. — Только не скажу. Оплачено за один сеанс, а это другой. Сам приходи, один, без этих вот двоих, бабника циничного да алкаша беспутного. Тогда может и скажу.
Я оглянулся на Кащеева. Вид у того был хмурый. На меня он не смотрел. Ларошев же, напротив, оживился. Глаза блестят, за голову больше не хватается.
— Коли больше ничего не надобно, проваливайте, у меня и без вас дел полно, — бабка демонстративно уселась обратно на табуретку и принялась выбивать трубку об подошву своих стоптанных кирзачей. Кащеев мотнул головой в сторону машины.
Машина вырулила из переулка, где стоял дом Забавы Ильиничны, а я крутил головой, запоминая дорогу.
— Я бы не рассчитывал, что она чем-то тебе поможет, — сказал Кащеев. — Что-то она умеет, что-то знает, но все больше про то, как пыль в глаза пустить. Настоящей магии в ней нет, ни один заубер-детектор не обнаружил. Так что…
— Что-то ваша настоящая магия оказалась ни на что не способной против того призрака, — язвительно проговорил Ларошев.
— Хотя решать тебе, Лебовский, — Кащеев сделал вид, что не услышал замечания Ларошева.