Где леший живет?
Шрифт:
Володька попросил:
– Ты мне что-нибудь расскажи.
– Хочешь сказку, как русский черт немецкого черта задрал?
И Володьке вдруг показалось, что он приподнялся и теперь лежит над корзиной в легком движении воздуха, в слабом приятном тепле.
Лежал возле болота черт – руки под голову, во рту травинка-соломинка. В небо черт смотрел, не щурился, дышал чистым воздухом в удовольствие, нюхал травы да слушал лес. Да еще слушал черт, как в сторонке люди живут: чего пашут, чего сеют, чего пекут, какие песни поют, какие льют слезы. Лежал
– Здорово, кум. За каким лешим пожаловал?
Германский черт ответ делает с приплясом, чтобы железо гремело:
– Здорово… Говорят, ты с мужиками водку пьешь. Говорят, ты к ним на свадьбы ходишь и на похороны.
– Бывает, кум. Мужику без меня на земле пустынно. Как в небе без звездочек.
– Звездочки – это не наше с тобой дело.
– Не наше. А все же красиво…
– Говорят, ты даже ребятишек у мужиков крестишь.
– Бывает. Конечно, если поп напьется – лыка не вяжет. Кто же окрестит дитенка? А мы как-никак с богом в свойстве.
Германский черт заскрипел железом, зубами лязгнул.
– Некогда мне, – говорит, – с тобой балабонить. Ты теперь будешь мой раб, и все, гутен морген. Отвечай, что это за страна такая прекрасная за твоей спиной?
Повернулся наш черт на другой бок, посмотрел – болото.
– Эта? – спрашивает.
– Ты мне вопросы не задавай! – Германский черт рассердился, заскреб железом, аж искры посыпались. – Ты отвечай на вопросы. Коротко отвечай и ясно.
– А леший его знает, – ответил наш черт.
– Какой такой леший?
– А тот, что там живет посередке.
– Ну так я его прогоню! Я его воевать пришел.
Смотрит наш черт на германского черта и не понимает.
– Слушай, кум, а зачем тебе это?
– Во-первых, не кум! – закричал германский черт. – Я тебе кум, когда дома сижу, а сейчас я твой хозяин, стало быть – господин. А эту прекрасную страну, где леший живет, я всю перестрою. Видишь, там, где золото рассыпано?
– Вижу, – отвечает наш черт и думает: «Там что ни на есть самая трясина, солнце в ней золотом блещет».
– Там я поставлю камень-скалу. А на камень посажу свою волшебную девку – нимфу Сильфиду.
– А зачем? – спрашивает наш черт.
– А это не твоего дурацкого ума дело. Я тут новый порядок построю… Видишь, там, где рассыпано серебро?
– Вижу, – отвечает наш черт, а сам думает: «Там трясина хоть и небольшой глубины, зато вязкая, как затянет, так и концы, – блестит в этом месте серебром ясное небо».
– Там я тоже поставлю камень-скалу, а на ней построю разрушенный замок. Будет у меня жить в этом замке, в ветровой башне, свирепый рыцарь Вепрь.
Наш черт даже привстал на локте.
– А зачем? – спрашивает.
– А ты лежи пока. Слушай мои прекрасные планы и восхищайся. От тебя сейчас ничего не требуется, а вот как начну перестраивать, ты будешь камни ворочать. Вон, гляди, видишь,
– Вижу, – отвечает наш черт, а сам думает: «Ну, там уж совсем гиблое место. Пожня там, заросшая мокрой зеленью, как вступишь на нее – провалишься, и не выпустят тебя обратно корни трав».
– Там я тоже поставлю камень-скалу, а в ней пещеру выдолблю. Будет жить в пещере томящийся рыцарь Дервульф. Вздыхать будет на всю окрестность и зубами скрипеть.
Наш черт совсем сел, на болото смотрит и опять спрашивает:
– А зачем?
Германский черт своими железами загрохотал, копытами затопал, взвыл люто, со скрежетом:
– Дурак ты, дурак и есть. Сейчас я пойду лешего воевать, а когда повоюю, будем скалы строить и замок разрушенный городить.
Полез германский черт в болото. Сперва ровно шел, потом прыжками попер – с кочки на кочку, с большим передыхом. Кочки под ним оседают – железа на нем тяжелые. Одна кочка, может, побольше других, совсем в топь ушла, и германский черт следом. Вылезти пытается, да только трясину вокруг баламутит, кашляет и чихает.
– Эй, кум, помоги! – кричит он нашему черту на берег.
– Ты мне кум, когда дома сидишь, – отвечает ему наш черт между прочими разными возгласами.
– Не дай пропасть живой душе.
– Ты железо с себя сними – и выплывешь.
– Не сниму ни в жизнь. Без железа я нестрашный.
– Ну, тогда тони.
Делать нечего, начал германский черт с себя железо снимать. И копыта железные свинтил, и все крючья, а вылезти все равно не может – держит его трясина за ноги.
Он снова кричит:
– Помоги, я же видишь теперь какой голый!
Отходчивый наш черт. Сломал он осину-орясину и протянул ее черту германскому. Тот ухватился. Вытащил наш черт германского черта на берег и на берегу орясиной той начал ему бока обрабатывать.
Орет черт германский:
– Ты чего, кум, с меня шкуру спускаешь? Это же не твоя сторона, там, где леший живет.
– А у нас разницы нету, – отвечает наш черт. – У нас что черт, что леший – одна сатана.
Все бока ему ободрал.
Земля тлеет чадно, как войлок. Два пульмана за паровозом стоят на дыбах, будто два жеребца огненногривых. Хвост эшелона оторвался и с невысокой насыпи вплыл в болото. Щелкают и визжат пули. Автоматы будто бумагу рвут или кожу. Падает в болотную воду Володька. Вода керосином пахнет. Эшелон составляли цистерны с горючим. Поперек насыпи, опрокинутый на бок, умирает в белом пару паровоз. Сыплются из распоротого паровозного брюха красные угли, и вода в болоте уже загорелась.
Кто-то кричит:
– Дети в последнем вагоне!
«Мы – дети» – эта мысль усыпляет Володьку, он хочет вздохнуть спокойно, но рот ему заливает вода пополам с керосином. Потом он снова слова слышит:
– Пятеро живы да двое раненых. Ишь как их опалило, такую мать…
– Перестань материться, они же дети.
– Еще мне слова искать, когда дети в огне горят.
– Их уже целое лето катают…
Володька снова бормочет: «Мы – дети». Снова эти слова его усыпляют…
Во сне Володька по дороге идет, знает, куда идет, – догоняет Сашку с ребятами.