Где-то на краю света
Шрифт:
Она и не пропадет, покуда эти голоса рядом.
Значит, надо беречь свечи, батарейки и силы. Она позволит себе еще чуть-чуть, еще немного, а потом станет слушать радио по пятнадцать минут. Чтобы экономить батарейки.
Пятнадцать минут эфира, пятнадцать минут тишины. Она так решила, чтобы подольше продержаться.
Может быть, пурга утихнет, и она выживет, выберется и сама сможет дойти до людей, и невиданные картинки представлялись ей: слепящее солнце, искрящийся снег до самого горизонта, какие-то разноцветные
Но это был бред, и она понимала, что бред.
Олег Преображенцев сказал, что ее ищут. Он каждые полчаса ставил песню «Кажется» в надежде, что она услышит!
Ноги мерзли и болели невыносимо, хотя Лиля и завернула их в брезентовую штуковину с капюшоном, снятую со стены. Время от времени она протягивала их к печке, и они начинали согреваться, но за эти минуты замерзало все остальное: руки, бока, спина, голова. Она не знала, что человек настольконе приспособлен к холоду.
Олег Преображенцев, должно быть, уже несколько раз объехал город. Конечно, он ищет ее, ездит по улицам! А как еще он может ее искать? И Таня с Левой беспокоятся. Лиля помнила, что из-за чего-то поссорилась с Таней, но отсюда, от чугунной печки, которая изо всех сил спасала Лилю, казалось глупым и ненужным вспоминать, из-за чего именно они поссорились.
Олег Преображенцев, которому она сначала нравилась, а потом разонравилась, не знает, что она сидит сейчас в землянке где-то посреди огромной белой планеты, именуемой Чукоткой, и никак не может подать ему знак, что жива, что ее еще можно спасти!..
Как распахнулась припертая чурбаком дверь землянки и, нагнувшись, вошел высокий человек в меховых одеждах, она даже не заметила. Только что смотрела в огонь и страшилась, что сейчас придется отодвинуться от него, чтобы как-то погреть ледяные ноги, и готовилась к тому, что это надо сделать, а в следующую секунду возле нее оказался человек.
– Лиля, это я, – сказал он голосом Олега Преображенцева из приемника, откинул с головы меховой малахай и посветил фонарем.
Она в ужасе зажмурилась и подалась от него назад. Алюминиевый помятый чайник, загрохотав, свалился с печки. Ветер ворвался следом за ним, и Олег прогнал его, прихлопнув хлипкую дверцу.
Он не боялся ветра. Он вообще не обращал на него внимания.
Он увидел все сразу: черное лицо в потеках и саже, голые ступни, торчащую из ватника шею, располосованную царапинами от уха до горла. Он на секунду зажмурился и повторил:
– Это я.
Перебирая руками по поленнице, Лиля поднялась – он ничем ей не помогал – и моргнула.
Потом сделала шаг и осторожно потрогала его кухлянку, сшитую бабушкой Туар. Потрогала в том самом месте, где был нагрудник из шкуры белого медведя. Шкура была холодной и жесткой.
– Как ты долго, – сказала
– Нам надо ехать.
– Я слышала тебя в эфире.
Он оглянулся на приемник, бормотавший на столе.
– Почему ты не попрощался? В конце эфира?.. Я ждала, ждала! А ты так больше и не появился!
– Я поехал за тобой.
Тут она обняла его, огромного от шкур и холодного от метели. Рук не хватало, чтобы его обнять, но она обнимала как могла, изо всех сил.
Его чувства, хорошенько пристегнутые, натянули стропы до отказа. Все потом, потом!.. Но немного можно сейчас, самую малость.
Он обнял ее тоже изо всех сил, прижимая заострившееся и похудевшее лицо к нагруднику из белого медведя, чувствуя, как она измучилась и устала, зная все без слов – как боялась, как терпела, ждала, когда все закончится!
– Мне показалось, что щенок скулит, а это я скулила! Я скулила и слышала себя.
– Я искал тебя. Тебя весь город ищет.
– Я думала, приемник-то уж точно не работает, а он вдруг заработал! И я тебя услышала! Это было такое счастье!
– …У тебя могут быть пальцы отморожены.
– Как хорошо, что ты меня нашел, Олег.
– Как хорошо, что я тебя нашел.
Они еще постояли, обнявшись и покачиваясь из стороны в сторону, а потом он вдруг стал злым и мрачным. Короткими движениями вывалил из рюкзака какое-то барахло и стал напяливать его на Лилю, стащив с нее телогрейку и ватные штаны. Лиля ему помогала, но у нее плохо получалось.
Они путались руками – у него они были очень горячими, а у Лили ледяными.
Она взяла его за руку и уткнулась носом в ладонь.
– Ничего, ничего, – сказал он откуда-то издалека. – Все обошлось.
Он понятия не имел, обошлось или нет.
Он натянул на нее собственные штаны для сноуборда, пыжиковую рубаху – мехом внутрь, – пуховик, унты. Она старательно и сосредоточенно совала в них ноги.
Он надвинул ей на голову шапку.
– У тебя есть водка? – спросила Лиля.
Он спохватился:
– У меня есть чай! Горячий, сладкий! Вот, в термосе, я сейчас…
– Не-е-ет. – Лиля посмотрела на него укоризненно. – Нам нужно здесь оставить! Я же всю водку выпила, что здесь была! Надо людям оставить, которые… потом придут. И дрова! Я много сожгла.
– У меня нет водки, – признался Олег Преображенцев. – И дров нет. Но… я тебе обещаю. Я принесу сюда водку и дрова.
– Точно?
– Точно.
Она подумала немного, очень бледная, в странных, нелепых одеждах.
– Я с тобой тогда пойду, – решила она. – Мы вместе водку принесем. Да, и спички!
Она подняла бережно коробок, который выпал на пол во время переодевания. Олег смотрел на нее. Она погладила коробок, как живое существо, и пристроила его на поленницу.
Сердце у него прыгало, как олень в мае.