Где-то там гиппопотам
Шрифт:
– Обязательно! – оскалился толстяк. – Такие старые дома требуют немалых расходов на ремонт. А наводнение может случиться этой же зимой. За плотиной надлежащим образом не смотрят. Я-то знаю, сам опасаюсь – у нас там стройка по соседству.
– Да уж знаю.
Женщина выпростала руку из рукава и забарабанила по столу. Тук-тук-тук, стучали фиолетовые ногти. Как будто паук трясет паутину.
– Так вы думаете, наводнение можно… организовать?
Толстяк задумчиво почесал короткую шею.
– Аварии случаются… Прорыв плотины, возможно… Или в это время года, при высокой воде, если что-нибудь упадет на плотину и перекроет сток… могут случиться
Повисла тяжелая пауза.
– А такое может случиться? – она не моргая смотрела на него.
Застройщик фыркнул.
– Я должна его заполучить, – в ее голосе прозвучали хищные нотки.
Толстяк коротко кивнул.
– Понятно.
Женщина откинулась назад.
– Если повезет, ничего этого не понадобится, – пробормотала она. – У меня для нее заманчивое предложение.
Она протянула собеседнику папку.
– Зря мы беспокоимся. В ее возрасте продать музей – большое облегчение. На то, что мы предлагаем, она безбедно проживет остаток дней.
– Кто может вам сопротивляться? – толстяк разинул пасть в акульей улыбке. – Кто, кроме вас, способен очаровать старуху?
– Вы так уверены? – женщина визгливо засмеялась.
– Мы с вами в одной лодке. У меня есть друзья, которые протолкнут это в городской план, как только она подпишет.
– Охотно верю.
Он взглянул на свои большие безвкусные часы.
– У нас есть двадцать пять минут. Давайте еще по чашечке, а я пока прогляжу поправки… вы не съели коврижку… может быть, я…
– Пожалуйста, – она подтолкнула к нему тарелку.
У Бена колотилось сердце. Эти люди собираются затопить музей – нарочно!
Надо кому-нибудь сказать.
Но кому?
Полиции?
А они поверят?
Поверят ребенку, а не этой бежевой даме, похожей на насекомое? Конечно же нет. Скажут, он не так понял. И вообще, подслушивать взрослых нехорошо.
И мама скажет то же самое.
Остается одно. Надо предупредить саму старушку.
Подошла официантка. За ее широкой спиной Бен проскользнул к выходу, надеясь, что его не заметят. Насекомовидная женщина внимательно посмотрела ему вслед.
– Всего лишь мальчишка, – услышал он голос толстяка.
Глава 5. Стрелки и перья
Бен ринулся к крыльцу и забарабанил в тяжелые деревянные двери. Он оглянулся через плечо, почти уверенный, что насекомовидная женщина наблюдает за ним через окно.
Нет, она не смотрит в его сторону.
Но и на стук никто не ответил.
Он застучал еще настойчивее.
Двери по-прежнему оставались неподвижными, закрытыми, неприступными. Бен заметил, что с притолоки фестонами свисает паутина, как будто двери давным-давно не открывали. А что, если паутину сплели гигантские тропические пауки? Бен не любил насекомых. Особенно с жалом. А тут как раз появилась одна из этих пчел, хотя какие могут быть в феврале пчелы? Пчела покружила над Беном и боднула стык между створками дверей. Потом появилась вторая пчела. Потом третья.
Это
– Пожалуйста, пустите!
Не то чтобы он верил, что двери откроются. Вдруг створки распахнулись. Он так сильно прижимался к дверям, что влетел внутрь и чуть не упал.
Но удержался.
Двери за его спиной с шумом захлопнулись.
БУМ!
Мир остался позади.
Он стоял в темном вестибюле. Вокруг тикали и скрипели разнообразнейшие часы – всех форм и размеров.
Кто его впустил?
Никого не было видно, но шею сзади слегка покалывало, словно под чьим-то пристальным взглядом. Бен краем глаза заметил какое-то маленькое существо, возможно, зеленое – вот если бы тут было побольше света, чтобы рассмотреть получше. Оно съехало вниз по двери и сбежало по плиточному полу. Бен постепенно привыкал к темноте. Он почувствовал, что со стен на него смотрят не только циферблаты часов. На него уставилось множество глаз.
Желтые ястребиные, черные бусинки певчих птиц, красные глаза водоплавающих. На каждых часах сидела, как на насесте, своя птица, и все они смотрели на двери. Птичьи глаза, циферблаты, плитка на полу, высокий, почти невидимый потолок – Бену казалось, что он ввалился в церковь прямо во время службы.
– Это просто чучела птиц, – сказал он сам себе.
Получилось вслух и гораздо громче, чем он ожидал. Сыч, сидящий на замысловатых часах с застекленным циферблатом, глянул на Бена неодобрительно – если бы взгляд мог звучать, этот взгляд был бы оглушительным.
Наплевать, подумал Бен. Это просто чучело.
Он отвернулся от сыча и оказался лицом к лицу со злобной цаплей, стоящей возле пустой и темной билетной кассы. Дальше коридор поворачивал направо. Впереди можно было разглядеть только большую картину маслом. Семейная группа в старомодной одежде. Взрослые выглядели хмуро, но в центре картины сидела рыжеволосая девочка, и ее улыбка, казалось, освещала комнату и приглашала Бена войти. Он робко сделал несколько шагов и на что-то наступил. Вдруг часы с сычом начали бить.