Где валяются поцелуи
Шрифт:
— Никак не могу привыкнуть к твоему окну. Ну пока, — поцеловал я ее на прощание в сосок. — И извини, что вошел так бесцеремонно.
— К черту извинения, продолжай, ничего такого раньше не чувствовала.
— Я тоже.
— Позвони мне, если это желание у тебя не пройдет, — снова укутала она простыней открытые части своей суши.
«Все проходит, кроме меня самого», — подумал я и вышел в окно. Сделал по асфальту несколько шагов, оглянулся на древний дом. Тот уже просел и пустил корни, а посему первый этаж стал вровень с тротуаром.
— А как вы туда попали? — гладила чашку Фортуна, будто та должна была ей ответить.
— В Италию? — уточнил Павел.
— Ну да, в кино.
— Как и все, случайно.
Во всем виноват кофе. Я летел в отпуск в Болгарию. Обычный рейс, обычная стюардесса налила обычный кофе и передала мне. И вот когда кофе был у меня почти в кармане, сосед мой неожиданно решил поменять позу, да так, что кофе действительно оказался в моем кармане.
Мужчина, как мне показалось, не сразу понял, в чем дело. Глаза его были наглухо зашторены темными очками. Тихо сказал:
— Извините.
— Вы что — не видите? — оторвал я мокрую ткань своих брюк от ноги, чтобы не было так горячо.
— Я нет, — ответил он мне в тот момент, когда стюардесса уже стирала салфеткой пятно с моих штанов. Потом повторила маневр с кофе, снова наполнив мне пластмассу. На этот раз все прошло удачно. Я поблагодарил ее, она очаровательно удалилась обслуживать других пассажиров, оставив мне улыбку в качестве компенсации за нанесенный ущерб. Еще несколько секунд покатала мой взгляд на качелях своих впечатляющих ягодиц, пока те не растворились в проходе самолета. Приятная женщина. Злость мою сняло как рукой. Ее рукой.
— А что случилось? — произнес как ни в чем не бывало сосед сквозь очки.
— Штаны до сих пор дымятся.
— Что, стюардесса понравилась? Надо держаться.
— Поздно, уже пятно, — мне самому тоже стало смешно.
— На что похоже? — спросил он.
— Напоминает профиль моей бывшей жены. Пожалуй, так и оставлю.
— Ну что же, кофе здесь неплохой. Хорошо пахнет, — сделал он глоток из своего стаканчика. — Да и место для жены подходящее.
— Век готов с пятнами ходить, если такая женщина будет так усердно гладить мои ноги.
Я снова поймал полуулыбку стюардессы, которая уже не слышала нас и разливала кофе пассажирам, сидящим впереди.
— Вы уж не держите на меня зла, — продолжал сосед.
— Уже отпустил, нам же еще как-то надо жить вместе… эти два часа.
Он улыбнулся:
— А как выглядела ваша жена?
— Вы что, не знаете, как они выглядят? Правильные черты лица, нос с горбинкой. Яркие карие, словно гречка, искрящиеся глаза, волосы шелковые теплые густые, будто сумерки летом, растеклись по плечам блестящей на закате рекой. Худые ключицы, которые
— Чувствую, сохнете по ней до сих пор. Разлюбить не пробовали?
— Легко вам говорить, вы сами попробуйте.
— Если бы я такую попробовал, у меня бы тоже не получилось.
— Кто бы меня так полюбил? — неожиданно прервала рассказ Павла Фортуна.
— Нет, неправильная постановка вопроса: кого бы я так полюбила… — улыбнулся Павел и продолжил свой рассказ.
— Где же она? Почему не летит сейчас с нами? Я знаю, вы не хотели наскучить красоте, для этого ушли первым, — поправил очки попутчик.
— Нет, первой ушла она. Она погибла. Парашют не раскрылся.
— Извините.
— Да ничего, я уже пережил.
— Вы так славно вырезали портрет своей жены, а я как выгляжу, по-вашему? — постарался избежать минуты молчания мужчина.
— Вы правду хотите услышать?
— Валяйте, чего уж там. Тем более кофе я уже допил.
— Как очковая кобра, которая неожиданно ужалила меня, защищая свое пространство.
Он громко засмеялся.
— А еще у меня почему-то возник образ железного человека. В вашем голосе столько металла, пронизывает до самых пяток.
— В волосах гораздо больше, — улыбнулся сосед и потрепал свои седые волосы.
Видно было, что ему нравилось, когда говорили о нем. Люди всегда делились на тех, кто любил послушать о себе, и на тех, кто — поговорить о других.
— В общем, мудрая говорящая кобра с металлом в голосе.
— Похоже, и в характере его залежи, — сделал я последний глоток и заткнул пластик в сеточку впередистоящего кресла.
— У каждого есть риск заржаветь: достаточно попасть во влажную теплую негу.
— Вот откуда такое чудовищное обаяние. Видимо, вы хорошо разбираетесь в человеческих отношениях.
— Скорее в нечеловеческих, — поправил он и протянул руку: — Роберто.
— Павел, — пожал ее.
— Очень приятно.
— А почему нечеловеческих?
— Потому что фильмами о человеческих денег много не заработаешь. Я — режиссер. Лечу на съемки со своей командой.
— Понятно! А где команда? — всматривался Павел в ряды кресел, пытаясь обнаружить остальных.
— В бизнес-классе.
— А вы почему здесь?
— Люблю пообщаться с нормальными людьми, на обычном языке. Правда, не всегда так везет с соседями, как сегодня.
— Вы всегда так начинаете знакомство? — посмотрел Павел на свои брюки, которые уже почти высохли.
— Нет, здесь обошлось без сценария, еще раз извиняюсь. А вы, наверное, художник?
— Нет, шахтер.
— Изящно пишите портреты.
— Точнее был шахтером, уволился, решил съездить в отпуск на море.
— Как там, под землей?
— Жить можно.