Где же ты, любовь?
Шрифт:
— Бедный Норман! — произнесла Туги вслух, когда машина повернула к воротам «Клэверли».
По обеим сторонам великолепных ворот времен Регентства, украшенных каменными леопардами, стояли две небольшие сторожки.
В парке поместья огромные деревья бросали густую тень на зеленую траву. Впереди был виден «Клэверли», похожий на волшебный дворец из сказки.
Машина подъехала к входной двери. Туги медленно вышла, и у нее перехватило дыхание.
Когда она была здесь в последний раз? Тогда
Дворецкий провел Туги в гостиную. Это была любимая комната Элизабет. Как хорошо она помнила ее!
Сейчас она выглядела унылой и чопорной. Туги подумала, что ни одна другая женщина, кроме Элизабет, не могла бы украсить это место одним своим присутствием.
— Я сообщу сэру Норману, что вы здесь, — сказал дворецкий и закрыл за собой дверь.
Туги прошла к камину в дальней части комнаты. Вдруг ее охватили тревога и страх. Разумно ли было ей приезжать сюда?
Она уже была готова повернуться и уйти, но внезапно дверь открылась, и вошел сэр Норман Болтис, седой, морщинистый и очень худой.
Первое впечатление испугало Туги. Как он постарел! Он даже показался ей ниже ростом, чем раньше, но потом она поняла, что он просто нервничает и не уверен в себе.
Как хорошо она знала его манеру поджимать нижнюю губу и прищуривать глаза! Это заставляло тех, кто видел его впервые, думать, что он выше ростом.
Но Туги помнила, что он поступал так только из робости. Тревога и беспокойство тут же покинули ее. Она пошла ему навстречу, раскрыв руки для объятий.
— Как мило с твоей стороны, Норман, что ты согласился повидаться со мной!
— Я рад тебя видеть, Сьюзан.
Он взял ее за руку, и она заметила, что его пожатие было все еще крепким, как и раньше. Она была рада, что возраст еще не полностью сломил его.
— Садись, — предложил он, — сюда на диван. Лучше сядь слева, а то я слегка оглох на правое ухо.
Туги почувствовала, как у нее сжимается сердце: Норман признался в своей немощи! В этом было нечто трогательное.
— Мне жаль, Норман.
— Ничего, — буркнул он. — Все мы стареем, Сьюзан. Нет нужды притворяться.
— Я никогда не притворялась, — сказала Туги, — так же как и ты, Норман. Ты всегда умел честно признавать свои ошибки.
— Ошибки! Я никогда не делал никаких ошибок! — проворчал он, но потом улыбнулся. — Сьюзан, как хорошо, что я вижу тебя!
— Спасибо, Норман. Прошло так много времени…
— Слишком много! Я был дураком! Прости!
Снова сердце в груди Туги сжалось. Норман извиняется! Норман, сильный мужчина, который раньше никогда не признавал себя неправым, который шел к цели, чего бы это ему ни стоило!
Она почувствовала, что по ее щекам текут слезы, и вдруг ей стало стыдно за себя.
Ей
— И ты меня прости, — сказала она. — Мне следовало давным-давно навестить тебя.
Он заерзал на своем месте, словно воспоминания о его недолгой семейной жизни все еще задевали его.
— Элизабет была слишком хороша для меня, вот в чем вся беда.
— Она была слишком хороша для всех нас, — согласилась Туги.
— После того как она умерла, мне нужно было приехать и повидать тебя, — мрачно сказал Норман, — но… черт побери, я не собираюсь никому давать никаких объяснений. Ты и так все знаешь, Сьюзан.
— Да, я знаю.
Еще бы ей не знать! Она понимала, что поступок Элизабет все еще вызывал у него острую боль. Одно дело — ссориться с женой, но совсем другое — когда она уходит из дома, не сказав ни единого слова.
Наступило молчание. Туги, раздумывая о прошлом, теперь понимала, как легко они обижали друг друга и как трудно было им понять, как избежать этого.
Норман, вероятно, думал о том же.
Своим резковатым голосом он заметил:
— Ну ладно, все это в прошлом! А почему ты приехала сейчас?
«Как это похоже на него, — подумала Туги, — сразу же переходить к делу».
— Я приехала рассказать тебе кое-что, Норман, — тихо произнесла Туги. — Это касается одного очень дорогого мне человека.
— Да?
— Ты, конечно, знаешь, кто это.
— Догадываюсь, естественно, — ответил сэр Норман. — Как я понимаю, ты интересуешься этим Филдингом.
— «Интересуюсь» — это не совсем подходящее слово, Норман. Он мой приемный сын. Я вырастила его, и он для меня как родной. Единственное, о чем я могу сожалеть, — это то, что не я его родила.
— Ну, тем не менее, он теперь делает из себя посмешище.
— Ты так думаешь?
— Конечно! Даже ты можешь понять это, Сьюзан. Этот нахал вздумал учить нас, как нам вести дела за границей. Он ударяет тем самым по промышленности, а уж в этом-то я разбираюсь!
— Ты совершенно уверен в этом?
— Послушай. Сьюзан, я не собираюсь обсуждать с тобой политику. Раз ты любишь этого парня, то лучше скажи ему, чтобы он сменил тон. Если он будет продолжать в том же духе, его заставят сделать это, и довольно скоро.
— Это не похоже на тебя, Норман, — мягко сказала Туги.
— Не похоже на меня? Что ты имеешь в виду?
— Когда я познакомилась с тобой, ты был революционером. Ты выдвигал новые идеи, удивлявшие всех людей, которые считали (а таких тогда было много), что то, что было хорошо для их отцов, будет так же хорошо и для них. Я думаю, что ты встречал сильное сопротивление, когда начинал работать в автомобилестроении.