Гэбриэль Конрой (др. перевод)
Шрифт:
— Я посетил ваш дом два часа тому назад, сэр, когда вы восседали за пиршественным столом; и я немедля сказал вашему слуге: не вздумай тревожить своего господина. Когда джентльмен приносит жертву на алтарь Вакха и Венеры, когда он общается с музами и небожителями, не должно прерывать его в эти минуты. Сто чертей, сэр! У меня был приятель в Луизиане — Хэнк Пинкни звали его, — так он пристрелил насмерть своего слугу, отличнейшего мальчишку-мулата, ценою в тысячу долларов, никак не меньше, когда тот посмел прервать его во время игры в покер; а ведь это был всего лишь покер, сэр; за столом не было дам. И для чего же мальчишка-мулат прервал его? Поспешил, видите ли, сообщить, что горит хлопкоочистительная фабрика. Вы можете сказать, что это случай исключительный, но я вам отвечу — нет! Я знаю десятки подобных случаев!.. И вот я сказал вашему
Полковник поднялся с кресла; прежде чем ошеломленный Дамфи успел что-либо предпринять, он подошел к столику, где стояли графин с виски и кувшин с водой, налил себе виски, сел снова в кресло и с легким, исполненным достоинства кивком осушил стакан за здоровье хозяина.
Это был редкий случай, когда мистер Дамфи искренне пожалел, что сам не обучен вести себя с достоинством. Он видел, что и резкостью тона здесь тоже ничего не возьмешь. Более того, он мгновенно распознал в своем госте человека весьма определенного круга и воспитания — эти люди были наперечет в калифорнийском обществе, — который, если оскорбить его, немедленно потребует сатисфакции. Мистер Дамфи не привык к подобным собеседникам; изнемогая от бессильной злобы, он прикусил язык и радовался лишь тому, что гости ушли и не видят его унижения. В одном, впрочем, визит полковника оказался ему полезен: от ярости и обиды мистер Дамфи протрезвел.
— Нет, сэр, — продолжал свою речь полковник Старботтл, ставя стакан на колено и причмокивая толстыми губами. — Нет, сэр. Я остался недвижим в вашей приемной, пока не убедился, что вы проводили своих друзей, пока не увидел собственными глазами, как вы прощаетесь с некоей очаровательной гостьей. Сто чертей, сэр, я одобряю ваш вкус, а я знаток женской красоты, сэр! Нет, сказал я себе, ты не посмеешь побеспокоить человека, Стар, когда он провожает прелестнейшую из смертных женщин, укрывает мантильей ее мраморные плечи. Ха-ха, сто чертей, сэр, случилось это — как сейчас помню — в тысяча восемьсот сорок седьмом году, в Вашингтоне, на приеме у Тома Бентона, и я был в точности в вашем положении. «Когда же вы накинете на меня плащ, Стар?» — спрашивает она меня… Изумительное, прелестное создание! Признанная звезда сезона, того самого сезона тысяча восемьсот сорок седьмого года, сэр! Как джентльмен вы, конечно, поймете причину, по которой я не называю ее имени. И что же я ответил ей? «Будь моя воля, сударыня, я не сделал бы этого никогда!» Так и сказал: «Никогда!» Что же вы не пьете, мистер Дамфи? Наперсточек за нашу дружбу, сэр!
Не решившись раскрыть рта, мистер Дамфи лишь помотал головой; в лице его проскользнуло, однако, некоторое нетерпение. Полковник Старботтл поднялся с кресла. Когда он выпрямился, плечи его стали как будто шире, а грудь выпятилась до такой степени, что белый жилет и носовой платок вылезли наружу через вырез туго застегнутого сюртука, как если бы полковник был поджаренным кукурузным зерном, готовым вот-вот лопнуть. Рассчитано медленным шагом он приблизился вплотную к мистеру Дамфи.
— Если вы полагаете, мистер Дамфи, что я непрошено ворвался в ваш дом, — промолвил он, оттеняя свои слова легким мановением руки, — если вы, как я заключаю из вашего нежелания, чтобы не выразиться резче, сто чертей, сэр! — вести со мной любезную беседу, как принято между джентльменами; если вы считаете, что воспоминания, которыми я позволил себе с вами поделиться, оскорбительны для молодой особы, которую я имел честь недавно видеть в вашем обществе, если так, то — сто чертей, сэр! — я немедленно удалюсь и готов завтра же или в любое иное время по вашему выбору представить вам то удовлетворение, в котором ни один джентльмен никогда не откажет другому джентльмену, менее же всего я, Кульпеппер Старботтл! Моя карточка у вас в руках! Проживаю я в Сент-Чарльз-отеле, где и намерен совместно с одним из близких друзей ждать вашего визита, мистер Дамфи.
— Послушайте, — сказал Дамфи угрюмо, однако ж с непритворной тревогой в голосе, — я не выпил с вами только потому, что много пил за ужином. Но я вовсе не хотел обидеть вас, мистер Старботтл. Я просто ждал, пока вы изложите свое дело, чтобы потом спокойно распить
Встав из-за стола и сделав вид, что ему нужно подойти к буфету, он прошептал вошедшему слуге:
— Стой тут неподалеку и минут через десять доложи, что меня по срочному делу вызывают в банк. Итак, по бокалу, полковник! Счастлив с вами познакомиться! Ваше здоровье!
Слегка кашлянув и как бы простившись тем со своей недавней суровостью, полковник изысканно и важно поклонился, чокнулся с хозяином, отер губы платком и снова расположился в кресле.
— Будь цель моего визита сколько-нибудь ординарной, — сказал он, отмечая плавным движением руки возвращение к мирной беседе, — я разыскал бы вас на торжище жизни, сэр, но не здесь, не среди ваших лар и пенатов, не в свете пиршественных огней. Я посетил бы вас в храме фортуны, который вы, один из славнейших сынов ее, воздвигли, как ведомо мне и как гласит молва, в честь этой почтенной богини. В ту пору, когда мне приходилось общаться с высокоодаренным Джоном Кальхуном, я никогда не искал встречи с ним на арене гладиаторских боев в сенате; нет, оба мы предпочитали вести беседу за стаканом доброго вина, в тиши его домашнего прибежища. Сто чертей, сэр, когда человек моего круга и моей профессии встречается с другим джентльменом, будь к тому хоть самый деловой повод, все равно никогда он не опустится до уровня торгаша-янки, сбывающего покупателю свою дребедень.
— А какова ваша профессия? — осведомился мистер Дамфи.
— Пока граждане Сискью не уполномочили меня представлять их интересы в законодательных учреждениях страны, я занимался юридической практикой. В настоящее время я берусь лишь за немногие дела, особо сложные или особо деликатные по своему характеру. В хитросплетениях политики и в интригах любви — в этих, если можно так выразиться, великих сферах страстей человеческих — я служу людям своим опытом и знаниями. Сто чертей, сэр! Не раз помогал я лихому жеребцу унести ноги из загона! Я осушал слезы прелестнейших из женщин! Адвокат хранит тайну, это его профессиональная обязанность, сэр, не то я назвал бы вам первых людей в стране, не только мужчин, но и дам, побывавших клиентами Кульпеппера Старботтла!
— Если вы думаете, что лично я нуждаюсь в вашей профессиональной помощи, — сказал мистер Дамфи, — то боюсь, что…
Оставив без внимания эту попытку Дамфи иронизировать на его счет, полковник Старботтл решительно прервал его:
— Сто чертей, сэр, это исключается. Я представляю в вашем деле истца.
Ухмылка на лице у Дамфи исчезла без следа. Он был поражен.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.
Полковник Старботтл пододвинул свое кресло поближе к мистеру Дамфи, привалился корпусом к письменному столу и, завладев пером мистера Дамфи, стал пояснять свои слова, тыча время от времени тупым концом пера в грудь собеседнику.
— Сто чертей, сэр, если я говорю, что представляю в вашем деле истца, это вовсе не значит, что я равнодушен к интересам ответчика. Дело всегда можно решить по-благородному, как принято между джентльменами.
— Будь я проклят, о чем вы толкуете?! Кто такой этот истец, от имени которого вы выступаете?
— Сто чертей, сэр, конечно, женщина! Не считаете же вы, что я заподозрил вас в политической интриге! Ха-а! Нет, сэр, в этом мы с вами схожи, и я понял это сразу.
Женщина, прелестная женщина, вот что у нас на уме! Джентльмены нашего склада, доживши до пятидесяти лет, всегда имеют что вспомнить! Ну и что ж, не вижу в том беды! Слабость широкой натуры, не более того, сэр!
Мистер Дамфи отодвинулся от стола. На лице у него выразилась сумрачная решимость борца, который выяснил наконец истинную силу противника и готов принять бой.
— Послушайте, полковник Старботтл! Я не знаю и знать не хочу, кто вас ко мне направил. Я не знаю и знать не хочу ни о том, кто, когда и почему обидел ту особу, которую вы защищаете, обманул ее или дал ей фальшивые обязательства; ни о том, каковы ее претензии и кому они адресованы. Речь пойдет о вас. Вы человек умный, умудренный жизненным опытом, и сами должны понять, что при моем положении в обществе я был бы последним идиотом, если бы хоть на миг отдался на милость женщины. Я просто не могу себе этого позволить! Не буду хвалиться, что я хитрее других, но я все-таки не дурак. И в этом существенная разница между мною и вашими клиентами.