Гедеон
Шрифт:
Они успели отойти от машины метров на двадцать, когда Аманда повернулась к Грэнвиллу, чтобы что-то сказать.
— Карл, — начала она, но продолжения фразы Грэнвилл не услышал.
Карл видел, как шевелятся губы Аманды, но слова потонули в грохоте взрыва.
Он оглушил их. Карл упал, прикрыв собой Аманду, когда «субару» — полторы тонны стали, резины и пластика — превратилась в огненный шар. Осколки металла со свистом разлетались во все стороны, падая в лесопосадки и поля рядом с шоссе, проносясь над асфальтом, словно влекомые огромной волной.
Клубы бензинового дыма заволокли все вокруг Карла и
Карл встряхнул Аманду, но та не двигалась. Он закричал изо всех сил и не услышал собственного голоса. В ушах звенело, и он потряс головой, чтобы отогнать этот назойливый звон. Краем глаза Карл заметил, как проезжающая мимо машина при виде пылающих обломков вильнула в сторону и остановилась на обочине. Аманда пошевелилась и что-то сказала — он по-прежнему ничего не слышал. Карл ткнул пальцем в сторону леса, и она слабо кивнула. Грэнвилл встал на четвереньки, Аманда же никак не могла оторваться от земли, тело отказывалось ей повиноваться. Он схватил ее за руку и рывком поднял на ноги.
Вначале неуверенно, а потом все быстрее и быстрее они поспешили к кустам, подальше от приближающегося воя сирен и машин, которые сбились в кучу на обочине. Когда ослабевшие ноги уже не могли нести их дальше, а боль в обожженных глотках стала невыносимой, Карл и Аманда вновь упали на сухую, запекшуюся землю.
Карл посмотрел на лицо Аманды, в потеках грязи и покрасневшее от жара взрыва, на обгоревший рукав ее рубашки. С трудом сглотнул и вдруг понял, что вновь может слышать. Все еще тяжело дыша, он положил руку на дрожащее плечо девушки.
— Карл, — выдавила она. — Так всегда бывает, если мотор заклинит?
— В следующий раз ты, может, прислушаешься к моим советам.
Аманда кивнула и сделала глубокий вдох.
— Я любила эту машину, — произнесла она. — Будь они прокляты!
— Да, — отозвался Карл.
Это было все, что он мог сказать.
Затем, с трудом поднявшись на ноги, они углубились в лес, за которым виднелось хлопковое поле, и побежали, стараясь двигаться как можно быстрее.
В мире существовало три вещи, которые Преследователь не выносил: салатная заправка в бутылках, фильмы с Мэг Райан и поражения.
Преследователь терпеть не мог неудач. Они означали, что операцию плохо спланировали, а работу выполнили халтурно. Провалы недопустимы в бизнесе, где элемент неожиданности чрезвычайно важен, второй шанс редок, а смертельные враги так и ждут, чтобы вцепиться в глотку сопернику. И дело даже не в том, что Преследователь не любил поражений.
Он просто не мог позволить себе потерпеть поражение.
Вначале все шло по плану. Следовать за жертвами по Шестому шоссе было легче легкого. Держись примерно в полутора километрах от потрепанной «субару» да время от времени поглядывай на часы на приборной панели. Преследователь считал минуты, наслаждаясь предвкушением восхитительного взрыва, который вот-вот должен был произойти. Когда до него оставалось всего ничего, эта маленькая
Когда раздался взрыв, Преследователь развернул «сабурбан» и покатил к жертвам.
Они удирали с места происшествия. Целые и невредимые.
Подобные промахи доставляли Преследователю физический дискомфорт. Хуже могло быть только одно — рассказать о провале клиенту. И, как ни печально, это предстояло сейчас сделать.
— Полагаю, вы звоните, чтобы сообщить хорошие новости, — раздался в трубке голос лорда Линдсея Огмона.
— Нет, — признался Преследователь, его едва было слышно из-за шума подъезжающих пожарных и полицейских машин и карет «скорой помощи». — Случилось…
— Случилось что? — произнес ледяной голос.
Даже Преследователю стало не по себе от неумолимого тона говорившего.
— Непредвиденное обстоятельство.
На другом конце линии замолчали.
— Где они? — спросил Огмон через пару секунд.
— Идут пешком. Пока не представляют угрозы. И к рассвету будут мертвы, я ручаюсь.
— Ценю ваш профессионализм, мой юный друг. К сожалению, гордость за проделанную работу разделила печальную участь давно почивших американских мифов. Но я снимаю вас с этого задания.
У Преследователя похолодело в груди. Боль скрутила внутренности, электрическими разрядами отдалась в висках.
Преследователя никогда раньше не снимали с задания. Никогда. Это было непонятно. Унизительно. Невыносимо.
— Мне это неприятно, — сказал Преследователь, надеясь, что говорит спокойно, не выдавая своих истинных чувств.
— Я плачу не за то, чтобы вам было приятно. Я плачу за то, чтобы вы выполняли все, что я скажу.
— Работа еще не выполнена, — настаивал Преследователь. — Я люблю доводить начатое дело до конца.
— Не сомневаюсь, — согласился Огмон. — Тем не менее вы отозваны, и немедленно. Произошло нечто непредвиденное. Нечто такое, что требует определенной ловкости и умения, навыков, которыми, — тут в голосе Огмона зазвучал неприкрытый сарказм, — как предполагалось, вы обладаете.
Яркий белый свет вспыхнул в мозгу Преследователя.
— Меня нельзя отзывать. Я выполню это задание. Дайте мне всего лишь двенадцать часов, и…
— Невозможно, — оборвал его Огмон. — Мой самолет приземлится в аэропорту Оксфорда через час двадцать минут. На борту будет Пэйтон.
Пэйтон! При одной мысли о том, что этому недотепе придется заканчивать его работу, Преследователя охватили гнев и отвращение, а слова застряли в горле.
— Он сойдет с самолета, вы подниметесь на борт. Инструкции получите уже там. Понятно?
Не слыша ничего, кроме бешено колотящегося сердца, Преследователь молча сжал телефонную трубку.
— Понятно? — повторил Огмон, на сей раз жестче.
— Понятно, — отрывисто произнес Преследователь, словно согласие причиняло ему сильную боль. Впрочем, так оно и было.