Гегель. Биография

Д'Онт Жак

Ребенка Гегелю родила его квартирная хозяйка. Социальное положение этой женщины точно не определить, но оно было достаточно скромным. Звали ее Кристиана Шарлотта Жанна Буркхардт (1778–1817), она разошлась с мужем, и у нее уже было двое незаконных детей. По- видимому, Гегель какое-то время на самом деле ее любил, пока не произошел разрыв, и кто был в нем виноват, сказать трудно, если вообще об этом стоит говорить.

Любовь ушла, остались заботы.

Жанна Буркхардт, пока была жива, оставалась для Гегеля источником волнений и неприятностей. Душа философа не проще и не яснее души любого другого человека. Разорвав с внешней стороны всякую связь с ней, он продолжает долгое время чувствовать подобие нежности к той, кого всегда называл «матерью моего

ребенка» (С¹ 214). Обещал ли он ей жениться? Она этого хотела и мешала, насколько это было в ее силах, другим связям своего бывшего возлюбленного. Когда в 1811 г. Гегель вознамерится заключить союз с Марией фон Тухер, женщиной из совсем других социальных слоев, он попросит госпожу Фромманн, урожденную Вессельхёффт, которая следила за воспитанием его ребенка в Йене, ничего не говорить об этом «Буркхардт», чтобы та не чинила препятствий.

Когда она умрет, еще молодой, в 1817 г., он захочет стереть ее из памяти как можно скорее, и его надгробное слово будет кратким: «Фосс [Генрих(1779–1882), филолог, переводчик, сын знаменитого Фосса (Иоганн Генрих, 1751–1828)] привез к нам сюда Людвига. Я сказал ему о смерти его матери, о которой оповестил меня Фосс. Его она взволновала больше, чем меня. Я давно удалил ее из моего сердца и мог только опасаться нежелательных контактов между ней и Людвигом — и таким образом косвенных с моей женой […]. Для меня и моей жены Людвиг — предмет радости» (С²140).

Редки кончины, которым никто не радуется. Но маленький Луи никогда не забудет свою мать. Примечательно, что в это время ему шесть лет, и он пленяет всех: своего отца, мачеху, семейство Фромманнов, своих воспитателей Вессельхёффтов, Гёте, Кнебеля, который также пишет ему в альбом, Фосса, взявшегося сопровождать ребенка и со своей стороны пишущего барону де Ля Мотт — Фуке, знаменитому писателю, который уже наслышан о «незаконнорожденном сыне»: «Я был проездом в Йене, откуда привез старшего сына философа Гегеля, моего нынешнего коллеги, — чудесный ребенок, полон талантов (Talentvoll!), жизнерадостный, трогательный; Truchsess от него без ума» (В⁴ 127).

Через несколько лет Луи все возненавидят, и он сам всех возненавидит тоже. Кто был тому виной?

Вполне очевидно, что наличие незаконнорожденного ребенка не облегчило женитьбу Гегеля на девушке из одного из патрицианских семейств Нюрнберга. К счастью для него оно сильно обеднело и не могло предъявлять больших требований. Конечно, о маленьком четырехлетием Луи нужно было рассказывать невесте, тестю и теще, пастору, и нетрудно предположить некоторые умолчания в деталях. Но гарантами репутации невесты выступали Нитхаммеры, как некогда они гарантировали платежеспособность заказчика при выходе «Феноменологии». Слишком уж много было препятствий: большая разница в возрасте — ей было двадцать, ему за сорок; происхождение претендента из простолюдинов и наименее простительная вина: бедность. Пришлось отложить дату бракосочетания из-за отсутствия денег на оплату расходов. Впрочем, были кое — какие выгоды, среди прочего, талант, к которому невеста могла оказаться чувствительна: директор лицея в Нюрнберге, уже признанный интеллектуал, писатель, на будущее которого можно было рассчитывать.

Двое законных детей, появившихся позже, по- видимому, повели себя довольно враждебно по отношению к неуместному сводному брату и всячески препятствовали неоднократным попыткам Гегеля ввести его в семью, которым госпожа Гегель в своей трудной роли мачехи искренне содействовала. В конце концов, Луи был исключен из семейства, причем отец даже лишил его семейного имени. Он получил девическую фамилию матери: Фишер.

Но поначалу он был должным образом признан, и обоим законным детям оставалось только сожалеть об этом. Будучи еще молодыми, они, следуя в траурной процессии за гробом отца в 1831 г., должны были опасаться, как бы Луи не явился со своими претензиями, и третья часть наследства не ушла у них из-под носа.

Гегель,

вынужденный вскоре покинуть Йену без гроша в кармане, один, без своей сожительницы, не мог взять на себя заботу о новорожденном, а затем о маленьком мальчике, которого не оставили на попечении матери (можно представить себе, какие понадобились хлопоты и тяжбы). Ему повезло устроить его в заведение, которым заведовали знакомые с ним сестры Вессельхёффт, персоны уважаемые, родственницы Фромманнов. Спрашивается, был ли он в состоянии возместить им расходы и каким образом. Эти покровители и покровительницы маленького Луи в Иене были людьми неординарными. Фромманн, знаменитый книготорговец, чье имя всегда приносит славу издательскому дому, примерный франкмасон, играл важную роль в культуре того времени. Госпожа Фромманн была сестрой известного гамбургского издателя Фридриха Бона, человека «просвещенного» и отважного, у которого Фихте в трудные времена собирался публиковать одну из своих книг, ибо, писал он, «он не боится издавать самые рискованные (verf"anglich) произведения» [196] .

196

Фихте, письмо Рейнхольду от 22 мая 1799 г.

Юный Гегель, несмотря на свое внебрачное происхождение, сразу вошел в лучшее общество, круг общения семейства: Гёте, Фромманн, Бон, Вессельхёффт и многие другие, родственные им по духу люди. Забавно думать, что этот мальчишка, сын в те времена малоизвестного отца и отверженной матери, мог вспрыгнуть на колени Гёте в кабинете министра, самого великого из всех немецких поэтов. Но Гёте со свойственной ему прозорливостью в нескольких строках, вписанных в альбом десятилетнего мальчугана, сумел почувствовать, что придут времена, когда воспоминание о том, как дружеский взгляд великого человека покоился на ребенке в счастливом детстве, послужит тому утешением в таких возможных несчастьях.

Гёте предугадал, что благополучие внебрачного ребенка в те времена, дурные особенности которого он сам описывал, не может не быть шатким. Конечно, в разные периоды его жизни друзья Гегеля, часто люди, известные в культурных, как Нитхаммер, или же в политических или дипломатических кругах, как Ван Герт, будут стараться помочь «сыну Гегеля». Но ничего нельзя будет поделать. В конце концов, он пойдет ко дну. Ему недоставало теплого отношения, он быстро утратил доверчивость, которую разглядел в нем Гёте.

Его жизнь закончится в двадцать четыре года как вульгарная мелодрама или фильм ужасов: рок, сопровождающий человека, с первых дней отмеченного судьбой. Не раздумывая, он запишется в иностранную армию и бесславно погибнет в Батавии…

Оценки поведения этого сына Гегеля рознятся в зависимости от того, на какие отдельные документы они опираются, и главным образом от того, принимается ли в расчет краткая автобиография, которую он сам набросал в письме другу. Отмечают, что эта биография неплохо написана, хотя ее автор часто говорит о себе как «неудачнике», «никуда не годном» и т. д. В 1825 г. сын судит о себе довольно благосклонно, упрекая отца. Он даже отказывается называть его отцом. Но ведь правда, что и отец больше не называет его сыном.

Касающиеся этого сына письма философа, главным образом адресованные Фромманну, говорят о многолетнем сердечном внимании и беспокойстве, о гложущей заботе. Он хочет, чтобы мальчик кем-то стал. Следит за его развитием, успехами с надеждой и разочарованиями.

После женитьбы и еще до рождения двух других детей он стремится вместе с супругой принять его в дом и воспитывать у семейного очага. Он радуется малейшему проявлению последним доброй воли, записывает его вместе с другими детьми во французскую гимназию в Берлине. Все эти попытки в конце концов терпят крах, который Гегель тяжело переживает. Луи везде чувствует себя отщепенцем, не преуспевает ни в каком учении и ни в каком занятии, его исключат, он сам себя изгонит отовсюду.