Гегемония, или Борьба за выживание
Шрифт:
Стандартная в таких случаях официальная интерпретация событий состояла в том, что бурно развивающаяся и многообещающая «Новая» Европа поддержала решение Вашингтона и тем самым продемонстрировала, что «многие европейцы разделяют позицию США, даже если Франция и Германия выступают с критикой американцев»{260}. Откуда взялись эти «многие европейцы»? Результаты социологических опросов показали, что в странах «Новой» Европы уровень общественного недовольства «решениями США» гораздо выше, чем во Франции и Германии. Особенно это было характерно для Италии и Испании, которых, за их чрезвычайное рвение, окрестили «лидерами „Новой“ Европы».
К счастью для Вашингтона, бывшие коммунистические страны также присоединились к коалиции «Новой» Европы. Среди их граждан общественная поддержка «позиции Вашингтона», суть которой сформулировал К. Пауэлл, а именно — начало военной операции «Коалицией доброй воли», не дожидаясь санкций ООН, варьировалась от 4 процентов (Македония) до и процентов (Румыния). Одобрение
В самом общем смысле, прессе, которая ценит демократические принципы, стоило бы в своих статьях написать, что к «Старой» Европе принадлежало подавляющее число европейцев, тогда как «Новую» Европу представляла небольшая группа политиков, решивших проявить солидарность с решениями Вашингтона без оглядки на мнение подавляющего большинства граждан своих стран.
Ричард Холбрук выразил либеральную точку зрения на ситуацию, особо подчеркивая тот факт, что «совокупное количество людей [в восьми странах провозглашенной „Новой“ Европы] превышает население тех стран, которые не участвовали в подписании обращения к Совету Безопасности ООН». Это вполне верно, однако здесь есть одно упущение: все эти люди в подавляющей своей массе выражали протест против готовящейся в США военной операции, порой в гораздо большей степени, чем в странах, причисленных к «Старой» Европе{262}. В то же время редакция газеты «Уолл-стрит джорнал» выступала в поддержку заявлений стран, подписавших обращение к Совету Безопасности ООН, подчеркивая, что «оно способствовало развенчанию мифа о том, что Франция и Германия выступают от лица всей Европы и что все европейцы теперь настроены против США». Благородные лидеры восьми стран «Новой» Европы показывали, наряду с «Уолл-стрит джорнал», что «голоса проамериканского большинства жителей Европы не были слышны». Редакция «Уолл-стрит джорнал» подвергла жесткой критике европейские СМИ за их «левацкие» взгляды — очень весомый аргумент — руководствуясь которым они «пытались повсеместно выставить за правду» абсурдную идею о том, что Франция и Германия выступали от лица всей Европы. Эти государства находились в жалком меньшинстве по отношению к европейским странам и пытались выдать желаемое за действительное по той причине, что они «выступали на стороне политических интересов групп по обе стороны Атлантики, которые препятствуют реализации решений президента Буша в Ираке». Такой вывод можно считать верным, если отбросить как радикальную левацкую блажь представления о том, что люди играют мало-мальски значительную роль в демократическом обществе{263}.
Томас Фридман, также выступавший с либеральных позиций, выдвинул предложение об исключении Франции из Совета Безопасности и замены ее Индией, которая «в последнее время демонстрирует большую серьезность намерений… а Франция, как говорят в детском саду, не хочет играть с остальными». Таким образом, она не просто «выступает против решений США в отношении Ирака», а «обнаруживает свое внутреннее желание дистанцироваться от Америки» в стремлении казаться «уникальной». Иными словами, правительство Франции действовало в соответствии с чаяниями французского народа, которые были диаметрально противоположны военным устремлениям Вашингтона. Поэтому Францию сравнивали с «детским садом», хотя, судя по результатам опросов общественного мнения, население стран «Новой» Европы в таком случае вообще стоит называть ясельной группой. Индия, напротив, «серьезна в своих намерениях», о чем свидетельствует политика протонацистского правительства во главе страны. Оно отдало ресурсы государства на откуп транснациональным компаниям и ведет активную пропаганду ультранационалистических ценностей в собственных внутриполитических интересах, а совсем незадолго до прозвучавших заявлений устроило кровавую резню мусульман в штате Гуджарат. Господин Фридман повсеместно восхваляет достижения Индии, в частности бурное развитие ее промышленности по производству программного обеспечения и повышение капитализации ее предприятий. Однако он упорно не желает обращать внимание на одни из самых низких в мире показателей уровня жизни людей в этой стране и на то, что положение женщин в Индии зачастую немногим отличается от положения женщин в Афганистане при режиме талибов. Все это не имеет значения, поскольку Индия проявляет «серьезность своих намерений», так же как плачевные условия жизни афганцев при талибах мало кого всерьез занимали на Западе, пока «Талибан» был открыт для сотрудничества{264}.
В экспертной среде были и другие позиции (Кэйган-Бут), которые предполагали, что, например, С. Берлускони, X. М. Аснар и прочие лица, кто, как Черчилль, поддерживали Вашингтон и демонстрировали «беспримерное политическое мужество», сумели отделить добро от зла. Этим они отличались от тех, кто безропотно поддался «параноидальному и заговорщическому антиамериканизму», охватившему большую часть европейских стран, которые «были одержимы собственной алчностью» и не могли разглядеть всей «мощи идеалистического порыва, движущего Америкой». Конечно, эти политические
Существует множество других интересных примеров. Когда Герхард Шрёдер осмелился выступить от лица большей части немецких избирателей на выборах 2002 года, он подвергся жесткой критике за неспособность справиться с ситуацией, обнажившей серьезную проблему: «правительство живет в страхе перед теми, кто его избрал». От этой проблемы немецкому руководству необходимо избавляться, если оно рассчитывает на признание цивилизованного общества{266}.
Особо показателен в нашем случае пример Турции. Как многие другие в регионе, турки презирали Саддама Хусейна, но не испытывали перед ним страха. Они также выступали с резким осуждением военных действий: в январе 2003 года, несмотря на усилия, направленные на убеждение, если не граждан, то по крайней мере руководства различных государств, поддержать затею Вашингтона, 90 процентов турецкого общества выступало против войны с Ираком. Правительство Турции следовало пожеланиям своего народа. Бывший американский посол в Турции Мортон Абрамович, который теперь стал высокопоставленным чиновником и аналитиком, на следующий день после опубликования результатов социологического опроса населения Турции (готовящаяся военная операция в Ираке) пояснил, что турецкое правительство теряет «легитимность (демократические полномочия)». Десять лет назад, объяснял он, «большая часть населения Турции, как сегодня, была против какого-либо вовлечения их страны в военные действия с Ираком». Однако история десятилетней давности имела «одно примечательное отличие»: у власти в Турции был президент Тургут Озал, настоящий демократ, который «сумел преодолеть царившее в турецком обществе нежелание принимать участие в войне в Персидском заливе». К сожалению, нынешнее турецкое руководство «идет на поводу у общества в вопросе участия в другой иракской кампании», вместо того чтобы уступить сильному натиску Вашингтона. «Печально, — восклицал Абрамович, — что в окружении США не осталось демократов в подлинном значении этого слова», как это было десять лет назад{267}.
Неофициальный лидер правящей турецкой партии, Реджеп Тайип Эрдоган, явно демонстрируя полное непонимание демократических принципов, не только осудил жажду войны политиков из Вашингтона, но также затронул абсолютно неприкосновенные вопросы. Он подверг критике «различные страны, в том числе США, которые активно ведут разработки в области создания оружия массового поражения, призывая при этом другие государства к разоружению»{268}.
Под давлением США положение с демократией в Турции стало улучшаться. В то время как население еще с большей силой, чем раньше, протестовало против начала военных действий в Ираке, правительство Турции, в конце концов, поддалось сильнейшему давлению со стороны США, главным образом в экономическом отношении, и согласилось поддержать Вашингтон, вне зависимости от «преобладающих в обществе протестных настроений». Один «западный дипломат», — вероятно, из посольства США — заявил в интервью, что он был «воодушевлен» этим решением и расценил его как очень «позитивный шаг» турецкого руководства. Турецкий корреспондент Амберин Заман заявил, что:
«Военные действия против Ирака являются крайне непопулярными среди турецкого населения. По этой причине заседание парламента Турции во вторник прошло в закрытом режиме, а голосование по вопросам повестки было тайным. В пятницу все заголовки газет пестрили резко критическими замечаниями в адрес правящей Партии справедливости и развития. На главной странице уважаемой ежедневной газеты „Радикал“ можно было прочитать: „Парламент страны отошел от соблюдения интересов турецкого народа“».
Практически единодушно турки выступили против резолюций Вашингтона, но очевидно было то, что турецкое руководство не может не последовать за США, и в связи с этим Турция присоединилась к другим странам «Новой» Европы{269}.
Или же турецкое руководство только изображало покорность. Впоследствии Турция преподала Западу еще один урок демократии. В итоге парламент страны не разрешил США разместить свои войска на территории Турции. Данное решение было охарактеризовано уже в привычных терминах:
«Проведение наземной фазы военной операции было приостановлено, так как Турция, вновь по политическим причинам, сочла для себя неприемлемой роль плацдарма для нанесения удара по Ираку с севера. Правительство Турции дало слабину перед лицом внутренних антивоенных настроений»{270}.
Предпосылки этого очевидны. Сильные правительства могут пренебречь мнением своих граждан и «принять роль», уготованную им мировым гегемоном; слабые правительства подчиняются воле 95 процентов граждан их страны.