Гектор Сервадак
Шрифт:
— Мой механик сделает это без труда, — ответил граф Тимашев, — при условии, что ему дадут метр для измерения.
— Вероятно, у вас нет не только безмена, но и метра? — ворчливо спросил Пальмирен Розет.
Действительно, на складе колонии не имелось ничего похожего на метр. Бен-Зуф принужден был признать эту печальную истину.
— Но на борту «Ганзы», — добавил он, — наверняка все это найдется.
— Так идем туда! — воскликнул Пальмирен Розет, поспешно устремляясь в главную галерею.
Все последовали за ним. Несколько минут спустя Гектор Сервадак, граф
Несмотря на необычайно низкую температуру — тридцать пять градусов ниже нуля, — капитан Сервадак и его спутники, хорошо укутанные, тепло одетые, в толстых капюшонах и меховых шубах, без труда переносили стужу. Их бороды, брови и ресницы обледенели, так как пар от дыхания тотчас же замерзал на морозе. Забавно было смотреть на лица, ощетинившиеся тонкими, острыми, точно колючки дикобраза, иглами инея. Профессор, походивший при своем маленьком росте на медвежонка, казался еще свирепее обыкновенного.
Было восемь часов утра. Солнце быстро поднималось к зениту. Его диск, значительно уменьшенный расстоянием, напоминал полную луну в кульминации. Лучи уже совсем не грели, и даже свет их до странности потускнел. Прибрежные скалы у подножья вулкана и сама огнедышащая гора блистали чистой белизной снегов, выпавших еще в то время, пока галлийская атмосфера была насыщена парами. Всю гору, вплоть до самой дымящейся вершины, покрывала сплошная снежная пелена без единого темного пятнышка. По северному склону низвергался поток лавы. Там снега уступили место огненным каскадам, которые струились по извилистым склонам до отверстия главной пещеры, откуда ниспадали отвесно в море.
На сто пятьдесят футов выше пещеры зияла черная дыра, над которой раздваивался поток лавы. Из этого отверстия торчала труба телескопа. Там помещалась обсерватория Пальмирена Розета.
Ослепительно белая прибрежная полоса сливалась с ледяным покровом моря, так что границы между ними нельзя было различить. По сравнению с беспредельными снеговыми просторами небо казалось бледно-голубым. На берегу виднелись отпечатки ног колонистов, которые ежедневно спускались к морю то колоть лед для добывания пресной воды, то кататься на коньках. На ледяной поверхности моря переплетались следы от коньков, напоминая круги, которые чертят на речной глади водяные насекомые.
От берега к «Ганзе» тоже вели отпечатки шагов — следы Исаака Хаккабута, который проходил здесь в последний раз после снегопада. Под влиянием сильных морозов эти следы затвердели, как камень.
От скалистых отрогов горного массива до бухты, где зимовали оба корабля, было не больше полкилометра.
Дойдя до бухты, лейтенант Прокофьев обратил внимание спутников на то, что ватерлиния «Ганзы» и «Добрыни» значительно поднялась. Тартана и шкуна возвышались теперь футов на двадцать над уровнем моря.
— Вот любопытное явление! — заметил капитан Сервадак.
— Не только любопытное, но и опасное; — отвечал лейтенант Прокофьев. — Очевидно,
— Но этот процесс со временем прекратится? — спросил граф Тимашев.
— Не знаю, отец, — отвечал лейтенант Прокофьев, — ведь морозы еще не достигли предела.
— Еще бы! — воскликнул профессор. — Не стоило улетать на двести миллионов лье от Солнца, если температура там такая же, как на земных полюсах!
— Вы очень любезны, профессор, — усмехнулся лейтенант Прокофьев. — К счастью, холода межпланетных пространств не превышают шестидесяти — семидесяти градусов, что еще довольно терпимо.
— Ничего! — сказал Гектор Сервадак. — Мороз без ветра не вызывает простуды; вот увидите, за всю зиму мы даже ни разу не чихнем.
Между тем лейтенант Прокофьев поделился с графом Тимашевым тревогой, которую внушало ему положение шкуны. Вполне возможно, что вследствие утолщения ледяного покрова «Добрыня» поднимется на значительную высоту. В таком случае шкуне во время таянья льдов угрожает та же опасность, что китобойным судам, которые часто гибнут при зимовке в полярных морях. Но как предотвратить это?
Путники приблизились к «Ганзе», скованной ледяным панцирем. Ступеньки, недавно вырубленные во льду Исааком Хаккабутом, облегчали доступ на борт судна. Любопытно, как поступит старик, если его тартана поднимется еще выше, на сотню футов. Ну, да это уж его дело!
Из медной трубы, торчавшей среди обледенелых сугробов, покрывавших палубу «Ганзы», тянулся легкий синеватый дымок. Скупой старик, очевидно, расходовал топливо с величайшей бережливостью, но он, по-видимому, не очень страдал от холода. В самом деле, лед, сковавший тартану, плохо пропускал тепло, тем самым помогая сохранять внутри судна сносную температуру.
— Эй! Навуходоносор! — крикнул Бен-Зуф.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
где Исаак находит превосходный случай дать денег взаймы из расчета тысячи восьмисот процентов
На зов Бен-Зуфа на корме приоткрылась дверца люка, и Исаак Хаккабут высунулся оттуда по пояс.
— Кто там? — крикнул он. — Что вам нужно? Тут никого нет! Здесь ничего не продают и не дают взаймы!
Вот с каким радушием приветствовал он своих посетителей.
— Потише, любезный Хаккабут! — остановил его капитан Сервадак повелительным тоном. — Вы что же, принимаете нас за воров?
— Ах, это вы, господин генерал-губернатор! — отозвался тот, не выходя из каюты.
— Он самый! — сказал Бен-Зуф, взобравшись на палубу тартаны. — Ты должен быть польщен такой честью. Ну-ка, выползай из своей конуры!
Исаак Хаккабут решился, наконец, вылезти из люка, придерживая дверцу рукой, чтобы в случае опасности тут же ее захлопнуть.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Побеседовать с вами, почтенный Исаак, — отвечал капитан. — Но мы замерзли на морозе, поэтому окажите нам любезность и впустите ненадолго в свою каюту.