Гэллегер Бис

Каттнер Генри

– Что случилось?

– Ничего...
– просипел Хоппер, медленно зеленея.
– Немного воздуха... о-о!.

Дверь за Хоппером захлопнулась. Гэллегер и Смейт удивленно переглянулись.

– Странно, - заметил Смейт.

– Может, он вспомнил что-то срочное?
– предположил Гэллегер.
– Неисповедимы

пути господни.

– Я вижу, Хоппер уже исчез, - сказал Нарцисс, появляясь с новой порцией выпивки.

– Да. А что такое?

– Я предвидел, что так и будет, потому что налил ему чистого спирта, - объяснил робот.
– Он ни разу не взглянул на меня. Я не заносчив, но человек, настолько невосприимчивый к красоте, заслужил урок. А теперь не мешайте мне. Я пойду на кухню танцевать, а вы можете поупражняться с органом. Если захотите, приходите полюбоваться на меня.

И Нарцисс покинул лабораторию, жужжа всеми своими внутренностями. Гэллегер вздохнул.

– Вот так всегда, - сказал он.

– Что именно?

– Да все. Я получаю заказ на три совершенно разные вещи, надираюсь и делаю нечто, решающее все три проблемы. Мое подсознание идет по пути наименьшего сопротивления, но, к сожалению, когда я трезвею, путь этот становится для меня слишком сложен.

– А зачем трезветь?
– спросил Смейт, попадая точно в десятку.
– Как действует ваш орган?

Гэллегер показал ему.

– Я ужасно себя чувствую, - пожаловался он.
– Мне нужна неделя сна или...

– Или что?

– Выпивка. Наливай. Знаешь, меня беспокоит еще одно.

– Что именно?

– Почему эта машина, когда работает, поет "Больницу Святого Джекоба"?

– Это хорошая песня, - сказал Смейт.

– Верно, но мое подсознание всегда действует логично. Конечно, это логика безумца, но...

– Наливай, - ответил Смейт.

Гэллегер

расслабился, ему делалось все лучше и лучше. По телу расходилось приятное тепло, в банке были деньги, полиция отстала, Макс Кафф наверняка расплачивался за свои грехи, а тяжелый топот доказывал, что Нарцисс действительно танцует на кухне.

Было уже заполночь, когда Гэллегер поперхнулся выпивкой.

– Вспомнил!
– воскликнул он.

– Чт-то?
– удивленно спросил Смейт.

– Я хочу петь.

– Ну и что?

– Я хочу петь "Больницу Святого Джекоба".

– Ну так пой, - предложил Смейт.

– Но не один, - подчеркнул Гэллегер.
– Я люблю ее петь, когда накачаюсь, но, по-моему, она лучше звучит дуэтом. А когда я работал над машиной, то был один.

– И?

– Видимо, я встроил в нее проигрыватель, - сказал Гэллегер, думая о безумных выходках Гэллегера Бис.
– О боже! Эта машина делает четыре дела сразу: жрет землю, выпускает тяги для управления космическим кораблем, создает стереоскопический экран без искажений и поет со мной дуэтом. Удивительная штука!

– Ты гений, - сказал Смейт после некоторого раздумья.

– Разумеется. Гмм...

Гэллегер встал, включил машину, вернулся, и уселся на "Тарахтелку". Смейт вновь улегся на подоконник и смотрел, очарованный небывалым зрелищем, как ловкие щупальца пожирают землю. Диск тянул невидимый провод, а ночную тишину нарушали более или менее мелодичные звуки "Больницы Святого Джекоба".

Заглушая жалобные стоны машины, прозвучал глубокий бас, спрашивающий кого-то:

"...есть ли где-нибудь на свете

другой такой жеребец..."

Это вступил Гэллегер Бис.

1 Рассказ был написан задолго до 1969 года.