Ген Атлантиды
Шрифт:
– Почему?
Мина Дориана изменилась, словно он вспомнил о каком-то ненужном пустяке, забытом в бакалейном магазине.
– Ах, это! Просто рассчитывался за один старый должок. Но это ерунда по сравнению с тем, что я сделаю с тобой, если ты не скажешь, чем лечила этих детей, – он подступил ближе, загоняя Кейт в угол.
Она захотела открыться ему сейчас же, чтобы увидеть выражение его лица.
– Пуповинной кровью.
– Что? – Дориан на шаг попятился от нее.
– Я потеряла ребенка. Но за месяц до того извлекла из пуповины стволовые клетки – просто на случай, если у ребенка вдруг разовьется состояние,
– Ты лжешь!
– Ни на йоту. Я подвергла этих детей экспериментальному лечению с помощью стволовых клеток, взяв клетки зародыша нашего мертвого ребенка. И израсходовала все до капельки. Не осталось больше ничего.
Глава 110
Дэвид нажал на спусковой крючок снова. Опять щелчок.
– Я извлек ударник, – сообщил Крейг. – Я понимал, что разряженный пистолет ты по весу сразу отличишь.
– И чего вы от меня хотите?
– Я уже сказал. Я здесь, чтобы завербовать тебя. Когда мы закончим беседу, ты будешь знать истину и наконец…
– Нет. Можете убить меня прямо сейчас.
– Я бы предпочел воздержаться от этого. Найти хороших людей не так-то просто. Есть и другая причина: ты знаешь больше, чем любой другой. Ты находишься в уникальном положении, чтобы…
– Вы же знаете, почему я пошел в «Часовую башню», что Иммари отняли у меня. Что отняли у меня вы.
– Не я. Дориан. Дитер Канн. Разумеется, я использовал «Часовую башню», чтобы заручиться гарантией, что ни одно разведывательное агентство не проведает о заговоре, но одиннадцатое сентября планировал он. Это порождение его рассудка. Он был одержим поисками отца в этих горах и отчаянно нуждался в каком-нибудь благовидном предлоге. И это не единственная причина. Как я уже говорил, когда я пришел в себя в семьдесят восьмом, от нашей организации остались жалкие развалины, и к две тысячи первому мы еще до конца не оправились. Мы нуждались в деньгах и глобальной ширме, чтобы возобновить свою работу.
– Так Дориан Слоун и есть Дитер Канн?
– Это правда. Очнувшись в семьдесят восьмом, я приказал открыть его трубу, и он вышел оттуда в полном здравии. Должно быть, труба попутно является каким-то лечебным аппаратом, медицинской капсулой. Но ее возможности ограничены лечением живущих. На моих глазах Патрик Пирс, который был невозмутим, как судья, на протяжении последних двадцати лет, был сломлен, когда из трубы вынули мертвое тело Хелены. Он пережил ее смерть заново. Впрочем, нам удалось спасти дитя, находившееся в ее утробе.
– Его ребенка?
– Дочь. Но ты уже с ней знаком. Это Кейт Уорнер.
Глава 111
Кейт вглядывалась в лицо Дориана. Отыщется ли в нем хоть намек на замешательство? Недоверие? Сожаление? Он в раздумье уставился в угол между стеной и полом. А потом перевел взгляд на нее, изогнув губы в злобной, жестокой ухмылке.
– Очень умно, Кейт. Ну конечно, ты очень умна – когда речь идет о науке. Но когда доходит до людей, тут ты полнейший профан. – Отвернувшись от нее, он зашагал к двери. – В этом ты вылитый отец. Незаурядный, но дурак.
Что он такое городит? Ее отец умер двадцать восемь
– Единственный дурак здесь ты, – отрезала Кейт.
– Ой ли? Все это вина твоего отца. Это он выпустил этот бич на волю. Он убил мою мать и брата и вынудил моего отца предпринять рискованную миссию ради спасения мира – миссию, с которой он так и не вернулся. Вот почему, Кейт, я всю свою жизнь посвятил завершению отцовской работы, чтобы искупить то зло, которое твой отец причинил моей семье; а сегодня ты дала мне ключ к окончательному завершению.
Прежде чем Кейт успела отреагировать, раздалась пронзительная трель звонка тревоги.
В дверь ворвался охранник или какой-то солдат.
– Сэр, нас атакуют!
Глава 112
В мыслях у Дэвида творилась кутерьма. И он высказал их вслух – вернее, пролепетал:
– Кейт Уорнер – дочь Патрика Пирса? Как…
– Я-то думал, новые имена в порядке вещей. Если бы кто-нибудь связал нас с событиями во время и после Первой мировой войны, это… осложнило бы нам жизнь. Пирс взял себе имя Том Уорнер, а новорожденную дочь нарек Катериной. Сказал ей, что мать умерла при родах, что фактически соответствовало истине. Дитер стал Дорианом Слоуном и помешался на прошлом и наследии отца. Он был злобным ребенком, ведь он повидал столько боли и остался один как перст в веке, постичь который не мог. Ты только вообрази – семилетний мальчонка уснул в восемнадцатом году с инфлюэнцей, когда его родители и брат были живы, а проснулся шестьдесят лет спустя, в семьдесят восьмом году, здоровый и один-одинешенек в чужом мире. Я пытался играть для него роль отца, но он был крайне неуравновешен, крайне замкнут. Как и ты, он посвятил свою жизнь тому, чтобы нанести ответный удар людям, которые отняли у него всех, кого он любил, убийству людей, переменивших его и погубивших его жизнь. Для него их олицетворяли Том Уорнер и атланты.
К сожалению для всех нас, Дориан весьма даровит. И пользуется поддержкой в рамках организации Иммари. Для них он – наследник и вернувшийся спаситель, живое доказательство того, что чуму и Колокол можно одолеть, что человечество способно выжить. Все это ударило Дориану в голову. Он превратился в чудовище. Он намеревается сократить человечество до горстки избранных носителей генетического превосходства, которую он считает своим племенем. Он уже спустил чуму с цепи. Апокалипсис разыгрывается в этот самый миг, пока мы тут беседуем. Но мы способны его остановить. Ты можешь убить его, и тогда я один возглавлю организацию Иммари, а ты будешь моей правой рукой.
Крейг внимательно наблюдал за Дэвидом в надежде различить хоть какие-нибудь признаки его реакции на свое предложение.
– Я возьму тебя под арест. Я его знаю. Он захочет поглумиться, допросить и подвергнуть тебя пыткам собственноручно. Я дам тебе средства и возможность убить его, когда вы с ним останетесь наедине.
– Так вот чего вы хотите? – Дэвид покачал головой. – Весь этот фарс ради… Хотите, чтобы я прикончил Слоуна, дабы возвести вас на трон?
– А ты не хочешь? Это он повинен в одиннадцатом сентября. Он твой враг. А еще ты можешь спасти Кейт. Сейчас она у него в руках. Он наверняка причинит ей вред. Однажды он уже сделал ей больно в Сан-Франциско. Это был его ребенок.