Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919

Безугольный Алексей Юрьевич

Большинство казаков приняли революцию именно как вольницу, вседозволенность, возможность стать равными офицерам, поэтому собственно революционная, социальная пропаганда не оставляла в их сознании серьезного следа. Попытки большевистских агитаторов выяснить их взгляды на советскую власть терпели крах «благодаря отсутствию таковых». «Отряд безнадежно не мыслит», – заключал большевик из Баку С. Буданцев⁵⁵. Другой опытный агитатор, пытавшийся «расколоть его отряд», в казачьи казармы проникнуть смог и сумел даже, как ему показалось, «кое-чего» добиться, но на третий вечер был предупрежден, что его убьют, если он еще раз появится⁵⁶. Красноармейцев бичераховцы презирали за их неприглядный внешний вид, называли их «красными индусами», «считая себя в положении англичан» по отношению к ним^57.

В то же время отряд Бичерахова оставался

вполне боеспособной единицей. Тот же Лишин признавал, что первые его впечатления о бичераховцах оказались ошибочными: «Впоследствии этот отряд, несмотря на все его недостатки, зарекомендовал себя в боевом отношении довольно хорошо, и в действиях дисциплина была хорошая»⁵⁸. Английский генерал Л. Денстервилль, в ближайшем будущем тесно связавший свою судьбу с бичераховцами, писал о них: «Его часть была единственной имевшей еще какое-то уважение к закону и порядку»⁵⁹. Генерал Г.Д. Ивицкий, в свою очередь, отмечал феномен бичераховского отряда: «Его войска представляли собой типичную вольницу, послушную своему вождю в битвах, но в мирной обстановке… надо было особенное умение, чтобы вольница окончательно не распоясалась»⁶⁰.

Таковыми качествами Лазарь Бичерахов, несомненно, обладал. Заслуга того, что отряд сохранил боеспособность, принадлежит исключительно ему. Храбрый боевой офицер, экзальтированная, харизматичная личность, инвалид, опиравшийся на трость, служившую ему и оружием в бою, Бичерахов обладал огромным авторитетом среди своих казаков. «Преданность Бичерахову, в особенности среди офицеров, граничит со своеобразным обожанием, вызванным личной храбростью Бичерахова…» – писал один из свидетелей⁶¹. Генерал Г.Д. Ивицкий так описал этого «во всех отношениях колоритного человека»: «Передо мной был очень молодой генерал с веселым взглядом, в котором отражалась какая-то уверенность и отвага. Бичерахов был среднего роста. Фигура сухая и подвижная…»⁶² Ивицкий отмечает увечье Бичерахова: «Сухожилия пальцев правой руки попорчены в боях, и генерал подавал левую руку»⁶³. Другие свидетели отмечали комичную манеру почти всех офицеров отряда ходить опираясь на палку и подавать для приветствия левую руку, как это делал командир⁶⁴.

В начале исследования следует также сказать несколько слов и о другом человеке, пережившем с Лазарем Бичераховым все его военные приключения вначале в Персии, а затем и на просторах пылающей Родины, но по характеру его должности остававшемся в основном в тени. Это – неизменный начальник штаба, «мозг» партизанского отряда, а затем и организованной Бичераховым Кавказской армии Алексей Евгеньевич Мартынов. Мартынов был младше Бичерахова и по возрасту, и по званию, однако успел еще до войны получить хорошее образование. Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1908 г.). Служил в 4-м Уральском казачьем полку. В 1913 г. поступил в Николаевскую императорскую военную академию (Академию Генерального штаба). В 1914 г. был переведен на старший курс академии, но разразилась война. В связи с объявлением мобилизации Мартынов был откомандирован в свой полк. За боевые отличия был награжден Георгиевским оружием. В 1917 г. Мартынов продолжил обучение в академии. Окончил старший класс по первому разряду ускоренных курсов и был произведен в капитаны. В июне 1917 г. он был причислен к Генеральному штабу, в сентябре 1917 г. переведен в Генеральный штаб, после чего получил должность старшего адъютанта штаба 6-й Сибирской стрелковой дивизии⁶⁵, а вскоре был переведен в 1-й Кавказский кавалерийский корпус. По воспоминаниям современников, Мартынов отличался уравновешенным характером и хладнокровием, что выгодно отличало его от его непосредственного начальника Л.Ф. Бичерахова – человека горячего и вспыльчивого. Профессионально Мартынов был подготовлен гораздо лучше своего начальника, признавшегося однажды, что он «простой рядовой офицер армии» и «по своей специальности – и то мало обучен»⁶⁶.

Ничья земля

Весной 1918 г. отряд Бичерахова еще подчинялся штабу Экспедиционного корпуса в Хамадане, являясь, по существу, единственной организованной единицей в его составе. Британский генерал Денстервилль, побывавший в Хамадане в конце февраля 1918 г., констатировал, что генералу Баратову и его начальнику штаба генералу Ласточкину оставалось только «глубоко сочувствовать», поскольку войска их все более разлагались и «виды на восстановление дисциплины были весьма проблематичны»⁶⁷. Хамадан, по его словам, был переполнен русскими, которые из праздности ночами непрерывно палили в воздух.

Англичанами это воспринималось как выражение «русского веселья», «хотя это звучало как жестокий бой в самом разгаре»⁶⁸. Закрытие перевалов из-за необычно сильных снегопадов в начале марта 1918 г. задержало эвакуацию русских войск. Она продолжилась только в середине марта. Замыкать колонну и обеспечивать эвакуацию имущества было поручено отряду Бичерахова. Перезимовав в расположении английских войск, отряд отправился в обратный поход через Ханикен, Миантагское ущелье, Керинд, Керманшах, куда прибыл в конце февраля 1918 г. и где задержался надолго.

Между тем положение английских войск на Ближнем Востоке в связи с революцией в России и крушением Кавказского фронта ухудшилось. Теоретически для центральных держав открылся путь в британские индийские владения по линии Баку – Красноводск – Ташкент. Многие в британском Военном кабинете были обеспокоены сложившейся ситуацией и искали выхода, которого, казалось, не было: в Северной Персии, которая могла послужить воротами для вражеского вторжения, англичане не имели ни одного солдата. В довершение ко всем бедам, считалось, что немецким агентам удастся вооружить и организовать 100-тысячный корпус австрийских и немецких военнопленных, содержавшихся в русском плену в Туркестане (по русским сведениям, таковых на 1 сентября

1917 г. числилось в Кавказском военном округе 80 тыс. человек, в Туркестанском военном округе – 41,2 тыс. человек⁶⁹). «Положение было почти безнадежным», – констатировал британский бригадный генерал сэр Перси Сайкс в своих воспоминаниях⁷⁰.

Конечно, во всем этом была большая доля лукавства. Были и те, кто считал возможность марша германцев и турок через Кавказ и Среднюю Азию в Индию плодом «слишком живого воображения» некоторых представителей британского Военного кабинета⁷¹. Как замечал британский министр иностранных дел А. Бальфур, «каждый раз. участвуя в обсуждении этого вопроса с интервалом, скажем, в 5 лет, – узнаю, что появляется новая территория, которую мы должны охранять, т. к. предполагается, что она защищает подступы к Индии. Эти подступы уходят все дальше и дальше от Индии, и я не представляю себе, как далеко на запад они будут отнесены Генеральным штабом»⁷². Военный министр А. Милнер, в свою очередь, в одной из служебных телеграмм в июле 1918 г. оценивал германо-турецкую угрозу достаточно призрачной «в течение длительного времени»⁷³.

Впрочем, и те, кто не видел для Индии никакой опасности, вовсе не считали, что на Ближнем Востоке и Кавказе ничего предпринимать не нужно. Крушение России открывало для Великобритании (как и для ее противников) невероятные перспективы овладения самым богатым на тот момент нефтеносным районом с самой развитой в мире добывающей и перерабатывающей промышленностью. В рекордный для Бакинского региона 1916 г. отсюда было вывезено 408,8 млн пудов нефтепродуктов всех видов⁷⁴. Владея бакинской нефтью, англичане рассчитывали «занять ключевые позиции в экономике России», какой бы общественный строй в результате гражданской войны там ни победил⁷⁵.

В военно-стратегическом плане Великобритания придавала первостепенное значение установлению своего господства над Каспием, который служил бы прикрытием ее завоеваний в Месопотамии, опорным пунктом для контроля над Кавказом, Персией, Средней Азией, отрезал бы Баку от России. Великобритания имела в виду надолго закрепиться на Каспии. В телеграмме Милнера от 28 июня 1918 г. в Багдад, командованию английских войск в Месопотамии, подчеркивалось: «Правительство е. в. придает… важное значение овладению постоянным контролем над Каспием». Великобритания намеревалась превратить в свои военно-морские базы персидский порт Энзели и закаспийский Красноводск. Последний рассматривался ею как ворота в Туркестан и Среднюю Азию. В телеграмме Военного министерства Денстервиллю от 14 августа 1918 г. выделялась задача «постоянной оккупации Красноводска»⁷⁶.

Чтобы формулировать и проводить политику на «новых» для Британской империи землях, в конце марта 1918 г., по настоянию военного министра А. Милнера, при военном кабинете был образован Восточный комитет, который стал координирующим центром всей военной и политической деятельности Англии в огромном районе, охватывавшем Ближний и Средний Восток, Кавказ и Среднюю Азию. Состав Восточного комитета варьировался, но почти неизменно в его заседаниях участвовали председатель тайного совета Д. Керзон, министр иностранных дел А. Бальфур, его заместитель лорд Сесиль, начальник имперского Генштаба Г. Вильсон, начальник военной разведки генерал-майор Дж. Макдонэ и др. Председателем комитета стал Д. Керзон⁷⁷.