Генерал де Голль
Шрифт:
Шли последние часы пребывания во французской столице французского правительства. Де Голль требовал оборонять столицу и предлагал назначить начальником гарнизона решительного человека. Он назвал кандидатуру генерала Делаттра, недавно отличившегося в боях.
Однако Вейган объявил Париж «открытым городом», а правительство Рейно, согласившись с этим, готовилось бежать. Единственное, что его тревожило, это опасность народных волнений. Поэтому спешили как можно быстрее отдать великий город немцам, чтобы те обеспечили «порядок».
Около полуночи 10 июня де Голль и Рейно сели в машину и выехали из Парижа. Дороги были забиты беженцами и отступавшими войсками. Только на рассвете приехали в Орлеан и из городской префектуры позвонили
Выходя от Рейно, де Голль встретился впервые с 1938 года с маршалом Петэном. «Вы уже генерал! — сказал ему Петэн. — Не могу вас с этим поздравить. К чему при поражении чины?!» «Но ведь и вас же, господин маршал, — ответил де Голль, — произвели в генералы во время отступления 1914 года? А спустя несколько дней мы одержали победу на Марне». «Не вижу ничего общего!» — буркнул Петэн. Действительно, о победе он думал меньше всего.
Прибыл Черчилль, и начались трехчасовые бесполезные переговоры. Вейган требовал прекращения бессмысленного сопротивления. Петэн его решительно поддерживал, а Рейно твердил, что Франция не прекратит борьбы, давая одновременно понять, что он не намерен расставаться с Вейганом и Петэном. Черчилль в ответ на просьбы о помощи заявил, что «если французская армия сможет продержаться до весны 1941 года, то 20–25 английских дивизий будут снова находиться в ее распоряжении». Поскольку судьба Франции решалась в ближайшие дни, то, как заметил Рейно, обещание Черчилля прозвучало подобно предложению умирающему от жажды в центре Сахары подождать дождя. В конечном счете выяснилось, что Черчилля интересует только вопрос о судьбе французского флота и французских колоний после прекращения сопротивления Франции.
Затем все вышли в салон, ожидая, когда накроют стол. В этот момент де Голль подошел к Черчиллю и заговорил с ним. Когда пригласили к столу, Черчилль громогласно объявил, что у него с де Голлем был очень интересный разговор и что генерал должен сесть рядом с ним. Разговор между ними продолжался. О чем же шла речь? Де Голль в своих мемуарах по этому поводу пишет: «Я оказался рядом с Черчиллем. Наш разговор укрепил мое убеждение в том, что это человек непреклонной воли. Черчилль, в свою очередь, несомненно, понял, что обезоруженный де Голль не стал от этого менее решительным».
Последняя загадочная, но вместе с тем многозначительная фраза позволяет в свете последующих событий предполагать, что за обедом в замке Мюге произошел очень важный, быть может исторический, обмен мнениями.
12 июня де Голль провел в замке Бове за разработкой плана эвакуации в Северную Африку. Очутившись впервые за последнее время в уединении, де Голль мог поразмыслить над последними событиями, над тем, что разрабатываемый им план, видимо, и не потребуется. Закончив работу, де Голль отправился в Шиссе, где была резиденция Рейно. Премьер вернулся в 11 часов вечера после заседания совета министров в Канже, на которое — де Голль не был приглашен.
В эти четыре дня, с 10
Только в 11 часов вечера 12 июня де Голль дождался Рейно, приехавшего вместе с Бодуэном, одним из единомышленников Петэна и Вейгана. Сели ужинать, и де Голль немедленно завел речь о переезде в Северную Африку. Но его собеседники желали говорить только о переезде правительства в Бордо или в Кемпер, в Бретань. Де Голль еще раньше высказывался за Кемпер, ибо поддерживал идею «бретонского бастиона». Дело в том, что немцы все равно должны были занять Бретань и тогда правительству пришлось бы бежать в Англию или Северную Африку, то есть продолжать войну. Но Петэн, Вейган и Бодуэн настаивали на Бордо. Этот вариант означал капитуляцию. Утром 13-го решили ехать в Бордо. Надежды де Голля на продолжение борьбы исчезали у него на глазах.
Он вернулся в замок Бове, и тут ему позвонили и сообщили, что через некоторое время в Туре в здании префектуры состоится новое совещание между Рейно и Черчиллем, который снова прилетит во Францию. Почему Рейно, с которым он провел несколько часов, умолчал об этом, хотя связи с Англией были в непосредственном ведении де Голля? Он немедленно выехал в Тур.
Де Голль прибыл как раз в тот момент, когда французские министры ждали ответа на свой вопрос о том, согласна ли Англия освободить Францию от обязательства не заключать сепаратного перемирия. И вот английские министры вошли, Черчилль опустился в кресло, и наступила минута тяжелого молчания. Британский премьер, как всегда с сигарой в зубах, медленно и грустно заговорил по-французски о том, что он понимает положение Франции, что Англия в любом случае не прекратит борьбы, даже если останется одна. Но условием своего согласия на сепаратное перемирие он поставил категорическое требование: не передавать французский флот немцам. Ему немедленно обещали это…
Совершенно подавленный де Голль возвратился в Бове. Ясно, что правительство идет к капитуляции. Де Голль решил направить Рейно просьбу об отставке. В этот момент его вызвал министр внутренних дел Жорж Мандель, которого предупредили о намерении генерала де Голля. Этот бывший сотрудник Клемансо был сторонником продолжения войны, и он в крайне серьезном тоне советовал де Голлю подождать, ибо события еще могут принять неожиданный оборот. «Во всяком случае, — говорил Мандель, — мировая война только начинается. Вам, генерал, еще предстоит выполнить большие задачи. Причем среди всех нас вы имеете преимущество человека с безукоризненной репутацией. Стремитесь лишь к тому, чтобы действовать в интересах Франции, и помните, что, если к этому представится случай, ваша нынешняя должность сможет вам многое облегчить».
Генерал де Голль решил подождать с отставкой, ибо то, что говорил опытный и умный политик, подтверждало правильность его собственных намерений и планов. До сих пор де Голль, несмотря на свой довольно скромный пост в кабинете, упорно пытался оказать влияние на события, добиваясь от Рейно продолжения борьбы, отказа от курса на капитуляцию, которой добивались Вейган и Петэн. Теперь уже не было сомнений в неудаче его усилий. Но он продолжает действовать с еще большей целеустремленностью и, что особенно важно, с большей самостоятельностью. Теперь он уже ни на кого не рассчитывает. Он надеется на себя.