Генерал Деникин
Шрифт:
Проявив мудрость, Деникин прикрыл царицынское направление, отстоял Донбасс и сохранил от разложения Донское войско, главком спас от гибели 30 тысяч восставших казаков в Верхне-Донском округе. Врангель, постоянно твердивший о соединении с Колчаком, невзирая на донбасскую цену этого, не понимал, что адмирал сам к тому не стремится, единолично целится на Москву.
Приняв пост командующего Добровольческой армией, барон в рапорте от 22 декабря 1919 года раскритиковал политический курс и стратегию Деникина. Врангель упрекал главкома, что вместо борьбы и уничтожения противника Деникин стремился
В советское время 50-х годов была популярна кинокомедия «Антон Иванович сердится» про управленца, очень похожего на Деникина: бритоголового, с усами. Не знаю, совпало так или режиссер был «исторически-ехиден», но Антон Иванович Деникин, несмотря на то, что барон описал его «необыкновенно мягким» к «подчиненным ему старшим начальникам», сильно рассердился. Врангелевская закулиса, превращающая офицерскую фронду в оппозицию, пахла элементарным заговором. В конце декабря Деникин, увидев Врангеля на совещаний, не сказал ему ни слова. Это была их последняя встреча. В феврале 1920 года опальный Врангель вынужден будет подать в отставку и уехать в Константинополь, чтобы вернуться в апреле и принять пост главкома ВСЮР у Антона Ивановича.
В конце 1919 года была поставлена последняя точка над 1 «мягкотелого» Деникина и во взаимоотношениях с кубанцами. С осени многие депутаты Кубанской Рады вели энергичную пропаганду за отделение Кубани от России, поносили Деникина. Они открыто начали переговоры с Грузией и Петлюрой, распространяли слухи, будто батька Махно принесет Кубани подлинную свободу.
Терпение Деникина лопнуло, когда кубанские политические деятели заключили «свой» договор с Меджлисом горских народов. 7 ноября главком отдал приказ о предании их военно-полевому суду за измену. Некоторые из них скрылись, но одиннадцать своих членов Рада выдала вершившему расправу генералу Покровскому.
20 ноября в Екатеринодаре на Крепостной площади был повешен основной «активист» А. И. Калабухов. Раньше он был священником, но, войдя в политику, сменил рясу на Черкесску с кинжалом у пояса. Казненный висел с дощечкой на груди: «За измену России и кубанскому казачеству».
В конце ноября Кубанским атаманом поставят лояльного Деникину генерала Успенского, но в конце концов все придет к тому, что на своем последнем заседании 16 марта 1920 года Рада будет обсуждать вопрос о соглашении с большевиками, а на следующий день те сами возьмут Екатеринодар. И в мае последний Кубанский атаман генерал Букретов сдаст остатки Кубанской армии красным в районе Сочи.
В новый 1920 год Красная армия взяла Царицын, потом в январе белые оставили Новочеркасск, Ростов-на-Дону. 27 января белогвардейцы отошли за реку Маныч, с которой полгода назад начинали свое блистательное наступление. В конце месяца пали белые Николаев и Херсон.
В это время Ставка Деникина была перенесена из Таганрога в станицу Тихорецкую.
«Во имя спасения Родины и возрождения ее на основах народовластия, по соглашению главнокомандующего ВСЮР с демократическим представительством Дона, Кубани и Терека образована новая власть – «Южно-русское правительство».
Оно не внесло никакой перемены в течение событий.
22 февраля деникинская Ставка вновь вернулась в Екатеринодар. В это время Антон Иванович признавал слова, сказанные тогда Троцким, что и красные, и белые «совершенно выдохлись». Но Донской корпус деникинцев попробовал последний порох в пороховницах, он прорвал красный ростовский фронт, да не устоял, снова отдал противнику Ростов-на-Дону. 24 февраля еще и «зеленые» начали наступать, против белых также поднялось восстание в Туапсе.
В начале марта Деникин приказал отвести войска за реки Кубань и Лабу и уничтожить все переправы. Представителям союзных держав главком сказал коротко:
– Оборонительный рубеж – река Кубань. Подымется казачество – наступление на север. Нет – эвакуация в Крым.
Мощная конница красных, пополненная восставшими теперь за них кубанцами, наседала на отступающих. В высшей эпике белогвардейской славы дралась уходящая добровольческая гвардия. В арьергарде шел 1-й Дроздовский полк полковника Туркула.
Их малиновые фуражки пытались окружить, смести то одни, то другие красные конные массы. Когда очередной рой летел на дроздовцев, Туркул приказывал встать в каре – совсем так, как дрались против персидской армады 300 истекающих кровью спартанцев царя Леонида. Каре стройно ощетинивалось штыками. Туркул командовал музыкантам играть! Пели трубы – дроздовцы, поблескивая пенсне, шли в контратаки…
В своих воспоминаниях А. В. Туркул восклицал:
«Дроздовские солдаты, вспомним и в самой горечи изгнания наш марш на Славянскую!
Конница Буденного, тысячи всадников, перерезает нам дорогу… Посреди полка выстроился полковой оркестр. Плавно зазвенел егерский марш… все сняли фуражки и закрестились…
Конные атаки. Одна за другой. Катятся волнами… Мы отбиваемся, идем перекатами, уступами: один батальон отбивает атаку, другой отходит… От залпов наша колонна зияет одной громадной молнией, и сквозь грохот пальбы все доносится реющий звон егерского марша…
Вал за валом бьется о нас конница Буденного. Снарядов нет… И вдруг на железной дороге от Новороссийска показались дымы паровозов…
– Бронепоезда!
Это были наши… Огонь бронепоездов разметал конницу. 1-й Дроздовский полк был спасен. Наши умирающие, те, кто уже хватал мерзлую землю руками, для кого все дальше звенел егерский марш, смотрели, смотрели на проходящие колонны, а глаза их смыкались.
Так сомкнутся и наши глаза. Отойдут и от нас колонны живых, но память о нас еще оживет в русских колоннах, и о белых солдатах еще и песню споют, еще и расскажут преданье.
Выше голову, «дрозды»! Вспомним наш марш на Славянскую!»