Генерал Деникин
Шрифт:
Через три дня вся группа людей, арестованных с женой генерала Деникина, была освобождена.
Причин для волнения об Антоне Ивановиче у его жены было достаточно. Ему было около семидесяти лет. За первый год немецкой оккупации он потерял в весе 25 килограммов и сильно постарел. Ум был абсолютно свеж и ясен, как прежде, но общее физическое состояние его сдавало. Оберегая хрупкое здоровье жены, которой постоянно недомогалось, он старался, как только мог, помогать по дому; топил печку, пилил и колол дрова, мыл посуду - работал, иначе говоря, как истопник, прислуга и судомойка. А с наступлением весны, кроме того, копал, сажал, полол, растил, поливал овощи в огороде. Мучили его недавно начавшиеся приступы грудной жабы.
Арест жены его ошеломил. Он чувствовал себя
Стряпать он умел весьма относительно, а тут без денег и без продуктов генерал должен был ухитриться прокормить мальчика и самого себя. Однако вопрос пропитания разрешился просто: каждое утро у дверей своего домика находил Антон Иванович кусок сала или яйца и всегда молоко и хлеб. Чья-то заботливая рука приносила одинокому старику и мальчику пропитание. Кто это был - осталось неизвестным. Можно предполагать, что жители Мимизан между собой решили не дать этим чужим, но полюбившимся им людям умереть с голоду.
Судьбе было угодно отплатить генералу Деникину за его прошлую верность союзникам - куском хлеба, который приносила к его порогу рука неизвестного французского крестьянина, такого же, как и Деникин, непримиримого врага германского империализма.
Арест Ксении Васильевны, ее письмо, а затем разговор с немецким генералом - все это не прошло бесследно; немецкое «начальство» вдруг вспомнило о генерале Деникине.
Политическое управление в оккупированной Франции хорошо, конечно, знало точку зрения Антона Ивановича. Его антигерманские настроения не могли быть секретом для немцев. Недаром некоторые из докладов Деникина, написанных и изданных в виде памфлетов-брошюр: «Брест-Литовск», «Международное положение. Россия и эмиграция», «Мировые события и русский вопрос», попали впоследствии в германский «Указатель запрещенных книг на русском языке». Книги эти по приказу немецких властей «подлежали изъятию из книжных складов, магазинов и библиотек».
Тем не менее, немцы решили сделать попытку использовать имя А. И. Деникина в целях германской пропаганды. Как иначе можно объяснить причину визита к нему немецкого генерала?
Местная германская комендатура в Мимизан снеслась с генералом Деникиным: может ли он принять коменданта Биарритца. «Времена были такие, - говорил потом Антон Иванович, - что нужно было согласиться».
На следующий день к домику Деникина подъехал автомобиль. К Антону Ивановичу явились германский комендант Биарритца, один из штабных офицеров и переводчик. Услуги последнего не понадобились, так как Ксения Васильевна, владевшая немецким языком, взяла на себя роль переводчицы. Предлогом для визита было якобы желание «засвидетельствовать свое почтение» известному русскому генералу. А настоящей целью - предложить ему перебраться из убогой обстановки французского захолустья в Германию. Комендант сообщил генералу Деникину, что его личный архив, переданный на хранение в Русский заграничный исторический архив в Праге, перевезен немцами в Берлин. Собрано там также много ценных материалов из разных русских архивов, прежде разбросанных по всей Европе. Там в полном комфорте и довольствии генерал Деникин сможет продолжить свою научную работу историка. Затем, окинув беглым взглядом убогое помещение, в котором ютились Деникины, он добавил: «В Берлине, конечно, вы будете поставлены в другие, более благоприятные условия жизни».
Деникин обратился к жене: «Спроси его: это приказ или предложение?» И когда озадаченный комендант ответил, что это, разумеется, предложение, Деникин коротко отрезал: «Тогда я остаюсь здесь».
Немец понял, что дальнейший разговор бесполезен. Он встал, отдал честь, но перед уходом все же спросил: «Может быть, мы здесь можем быть вам полезны?» На что получил ответ: «Благодарю вас, мне ничего не нужно».
Попытка немцев вовлечь генерала Деникина в свою орбиту не удалась. Но попытки сближения с Деникиным не прекратились на этом. Вновь возник вопрос относительно расхищенного ими русского архива в Чехословакии.
«В бывшем чешском министерстве внутренних дел в Праге был обнаружен принадлежавший Вашему Превосходительству «депозит». Для того чтобы обеспечить ему более верную сохранность, архив был перевезен в хранилище военных архивов. По приказу господина начальника военных архивов я прошу у Вашего Превосходительства утверждения (согласия) на это перенесение (перевозку) и о сообщении нам условий, которыми Вы обставляете использование этого архива.
Затем я был бы весьма благодарен, если бы мог узнать местонахождение еще подобных русских архивов, так как господин начальник военных архивов придает особое значение захвату и сохранению этих редких исторических источников».
Генерал Деникин ответил на это письмо по-русски 3 февраля 1942 года:
«Господину уполномоченному начальника военного архива.
Господин майор!
По поводу письма Вашего от 28 января сообщаю:
В 1935 году я сдал свои архивы на хранение в Русский заграничный исторический архив, находившийся тогда в ведении министерства иностранных дел Чехословакии. Министерство обязалось выполнить следующие условия. Мои архивы подлежат передаче в Россию после свержения коммунистической власти и утверждения там режима, обеспечивающего правовой порядок, свободу личности и общественной самодеятельности. Время передачи архивов российскому правительству определяется мною. В пользование этими архивами никто не может быть допущен без моего разрешения. За мною сохраняется право пользования этими архивами для моих научных работ. Архивы мои не могут быть отчуждены и переданы на временное хранение какому-либо иному учреждению».
После разгрома Германии архив оказался на территории, занятой советскими войсками, и с «согласия» правительства Бенеша был передан Советскому Союзу.
Судя по газетным сообщениям, приезжавшая в Соединенные Штаты в мае 1966 года группа советских архивистов подтвердила, что бывший пражский архив находится теперь в Центральном архиве в Москве.
Общение с немцами не ограничивалось визитом и обменом письмами. Начиная с ноября 1941 года обоим Деникиным пришлось время от времени лично являться в мэрию. «Допрос» в общем сводился к установлению факта, что они не переменили местожительство. Но был и более щекотливый вопрос принудительной регистрации, за невыполнение которой грозили суровыми карами.
Немцы образовали различные комитеты для каждой народности, населяющей территорию России. В целях полицейского контроля все русские эмигранты должны были регистрироваться в одном из этих комитетов в зависимости от своего происхождения. В Париже создано было три комитета: русский, украинский и кавказский. В Германии, кроме того, образованы были Северо-Кавказский национальный комитет, Туркменское, Крымско-Татарское и ряд других управлений, среди которых красовалось управление неведомой дотоле страны - Казакии.
Во французской провинции регистрация происходила в местной мэрии или в немецкой комендатуре, которая затем переправляла бумаги в Париж для распределения по соответствующим комитетам.
Во главе парижского русского комитета - Управления по делам русской эмиграции - поставлен был немцами некий Юрий Жеребков, донской казак, долго живший в Германии, ставший членом нацистской партии. Регистрация русских была в его ведении.
Деникин наотрез отказался «регистрироваться». Как ни странно, немцы решили этот факт игнорировать и оставили упрямого старика в покое. Чем руководствовались они - осталось неизвестным. Знали, что слишком тверд человек, чтобы поддаться принуждению, или престиж его имени был так еще велик, что немцы решили избежать репрессий. Вернее всего, что в момент, когда они стремились придать своей захватнической войне против России характер «крестового похода против коммунизма» - засадить в тюрьму самого видного из всех русских противников большевизма было бы изрядной политической графой, очевидной всем нацистам.