Генерал Доватор
Шрифт:
Обычно порывистый и резкий, Осипов был сейчас сух и сдержан.
— Солнце-то светит, да пока плохо греет, — ответил он на пылкое восклицание Доватора.
— Экий ты, брат, мрачный! — медленно проговорил Лев Михайлович. Он догадывался, что майор «куражится»: видимо, не забыл недавнего разговора. Доватор терпеть не мог всякой недосказанности.
— Не мудри, Осипов!
— Не мудрю, Лев Михайлович… Командира эскадрона потерял, политрука… и казаков… — Осипов повернулся лицом к Доватору. В глазах его была печаль.
— А еще? — спросил он настойчиво.
— Всего около тридцати человек. Разве мало?
— Ничего не говорю. Я капитана Наумова потерял.
Гримаса боли скользнула по лицу Доватора, он усилием воли согнал ее. Наклонившись к Осипову, тихо сказал:
— Пушки-то ведь он тебе подкинул вовремя…
— Здравствуйте, товарищ полковник!
Доватор быстро оглянулся. Перед ним с усталой и в то же время беззаботной улыбкой на лице стоял Алексей Гордиенков. Из-под бурки у него выглядывали на одной ноге госпитальная брезентовая тапочка, а на другой хромовый сапог со шпорой.
Доватор несколько секунд смотрел на него с молчаливым любопытством.
— Хорош! — Доватор провел рукой по непокрытой голове. — Посоветуй, Антон Петрович, что мне с ним делать?
Гордиенков, уловив приветливый взгляд и снисходительную усмешку, понял, что встрепка будет пустяковая.
— Наградить, товарищ полковник! — ответил Осипов. Майор взял Алексея за руку и подвел к Доватору. — Он в тыл проскочил одним из первых. А в Подвязье вместе с Чалдоновым на тачанках въехали. Приспособили трофейные немецкие брички, поставили станковые пулеметы и ворвались нахально, как незваные гости на свадьбу. Все сошло удачно, но за риск маленько побранить надо. Хотя, как говорят, победителей не судят…
— Хорошо, когда удача! В общем-то безобразие, ваше степенство! Доватор посмотрел на Гордиенкова строго и колюче. — Объясни мне, как ты сюда попал?
Алексей без утайки рассказал все события последней ночи.
За лесом пощелкивали винтовочные выстрелы, доносилось раскатистое «ура». Чалдонов порубил фашистов в деревнях Заболотская и Верга. Другие полки разгромили гарнизоны в Суровцеве, Турнаеве, Коноплеве, Пузькове, Пашкове. Казаки продвигались стремительно, в села врывались внезапно и дерзко. Немцы, не ожидавшие прорыва, в панике разбегались.
В 13.00 конница сосредоточилась в лесу южнее деревни Никулино. Другая часть конницы, двигаясь по западному берегу реки Межа, ликвидировала гарнизоны в Курганове, Попкове, Старых Мокряках.
В полдень 23 августа кавалеристы готовили первый обед на занятой врагом территории.
В продуктах недостатка не было. В лагерь стекались укрывавшиеся от фашистов советские люди: кто нес буханку хлеба, кто — картошку, кто живого петуха.
— Как же нам дальше-то быть, товарищи? — Не было человека, который не задал бы такого вопроса.
Молоденькая девушка в коротеньком
— Сестренке семнадцать… Пришли, забрали, увезли; куда — неизвестно. Говорят, в Германию. Хорошо, что меня дома не было. Я убежала в лес — там много наших скрывается от фашистов. Хотела фронт перейти, да вот вас встретила. В нашей деревне старик живет, беженец, пробирался из Белоруссии и застрял: жена заболела. Он направил меня к партизанам, а я их не нашла… Что мне делать? — Девушка кусала губы, морщилась, но не плакала.
— Вы говорите, в вашей деревне штаб стоит? — спросил Доватор.
— Да. Генерал есть, и еще один приезжал, останавливался в нашем доме.
Девушка смотрела Льву Михайловичу в глаза.
Сведения, которые она передала Доватору, совпадали с данными армейской разведки. В Рибшеве должен был стоять штаб немецкой армии.
— Товарищ Аверина, а если вас направить обратно?
— А зачем мне обратно? — спросила девушка.
Она догадывалась, к чему клонит полковник.
— Партизанить, — коротко ответил Доватор.
— Но я же не нашла отряда!
— Надо найти. Приведите сюда старика беженца. Место встречи мы вам укажем. Согласны? С вами пойдет одна наша девушка.
Аверина решительно кивнула головой…
В дивизионе разведчиков пир шел горой. На плащ-палатке была насыпана куча трофейных галет, стояла раскупоренная бутылка, консервы и круглая банка с искусственным медом. Вокруг сидели Салазкин, Торба, Воробьев и Оксана.
— Может, Ксана Григорьевна, заморского винца отведаете? — услужливо предлагал Салазкин.
— Не хочу.
Оксана лукаво щурила глаза и нехотя грызла твердую, как доска, галету.
— Ну чего ты, писарь, пристал, точно репей к бурке? Не хочет пить человек. Да и кто станет тянуть такую кислятину? — Яша Воробьев сердито отставил бутылку в сторону: — Филиппу Афанасьевичу отдать — он все выдует.
— А где он зараз? — спросил Торба.
— Около коней сидит, — ответил Воробьев. — Какого-то старичка ромом угощал, коня галетами кормил, а теперь военфельдшера Нину потчует и про сражение расписывает. Его только слушай. Теперь, наверно, до города Берлина доехал…
Шаповаленко сидел с Ниной под кустом и беседовал.
— Как подошли к сараю, — рассказывал Филипп Афанасьевич, — немец, вижу, в окопе стоит и, як сыч, голову поворачивает в нашу сторону. А мне в это время чихнуть приспичило. Хоть нос оторви и кинь в сторону… Не вытерпел… Хлопцы в спину тумака дали. И правильно — за такой чих дрючком надо по голове. Вот зараз лечусь…
Шаповаленко показал на бутылку с ромом.
— А лейтенант Гордиенков с вами был? — неожиданно спросила Нина.
— Да где ж ему быть? Ракету кинув, а потом гранаты начал в сарай швырять. Смелый хлопец!..