Генерал Доватор
Шрифт:
Пристальный, неотступный взгляд Кушнарева смущал Торбу все более и более.
— А обед? — снова последовал въедливый вопрос.
— Наперед коней поим, кормим, а потом сами едим, — ответил Торба.
— Сначала накормить коня — неплохое правило, — заметил сухо Кушнарев и, обернувшись к Захару, добавил: — Бойцов по коням, быстро!
При последнем слове комэскадрона так сверкнул глазами, что Захар, будучи сам неробкого десятка, внутренне дрогнул.
Торба подал команду. Казаки нехотя поднялись, заплевывая на ходу цигарки. На месте остался один Шаповаленко. Сидя на корточках, он складывал
— А вы какого взвода, товарищ? — подойдя к Филиппу Афанасьевичу, спросил Кушнарев.
— Кто? Я? — покосившись на комэскадрона, переспросил Шаповаленко.
О назначении нового командира казаки не знали. Филипп Афанасьевич принял Кушнарева за очередного «поверяющего». На каждой стоянке их приезжало так много, что к ним успели привыкнуть. Поэтому, увлеченный сборами в партизаны, Шаповаленко даже не встал.
— Да, вы! — подтвердил комэскадрона.
— Этого взводу був, — взяв курицу за ногу, ответил казак.
— А сейчас?
— И зараз пока этого…
— Почему не выполнили приказания командира взвода?
— Да тут воно тако дило выйшло… — начал было Филипп Афанасьевич. Он уже решил излить свое горе перед незнакомым командиром, тем более что опытным взглядом старого конника угадал, «що цей чоловик имеет кавалерийскую душу», но сделать этого не успел.
Над его головой раздалась такая властная и зычная команда «Встать», что у Шаповаленко чуть не лопнули барабанные перепонки. Он подскочил так, словно его сзади подтолкнули. Не успев опомниться, услышал вторую команду, еще более властную и требовательную:
— На конюшню, бегом, марш!
Филипп Афанасьевич смотрел на свирепого командира, ошеломленно моргая глазами, и не трогался с места.
— Марш!!! — насупив черные мохнатые брови, снова зыкнул комэскадрона, показывая рукой в направлении коновязи.
Шаповаленко сорвался с места, как подстегнутый конь, и, болтая жареной курицей, путаясь в длинных полах шинели, побежал к коновязи.
Казаки, наблюдавшие эту сцену, мгновенно расхватали скребницы и начали усиленно чистить лошадей.
Новый командир подходил к каждой лошади, приказывал называть кличку и что-то записывал в книжку. После осмотра он построил весь взвод и заявил:
— Кони грязные. Настоящему кавалеристу должно быть стыдно. Увидели, что идет поверять новый командир, похватали скребницы. Так делают только нерадивые, обленившиеся люди. Конь в порядке только у товарища Шаповаленко. Чувствуется, что он любит его, но сегодня он что-то не в себе…
Кушнарев, бросив взгляд на Филиппа Афанасьевича, спросил:
— Отчего он хромает?
— Ковать треба, а подков нема, — хрипло, откашливаясь, ответил Шаповаленко.
— Сегодня же поезжайте в деревню и подкуйте в колхозной кузнице. Ясно?
— Всех ковать нужно, товарищ старший лейтенант, — ободренно заявил Шаповаленко.
Кушнарев задумался. Он и сам заметил, что надо подковать всех, но где взять подковы?
— Старшину ко мне! — вынимая из планшетки карту, приказал Кушнарев. Оглядел казаков, коротко добавил: — Разойдись! Командиру взвода остаться.
— Я вас слушаю. — Стоявший позади него старшина Ракитин выступил вперед, ловко бросив ладонь к кубанке. Вытянувшись,
— Сколько в эскадроне кузнецов? — не отрываясь от карты, спросил комэскадрона.
— Ковочный инструктор один и два штатных коваля, — слегка тронув пальцами вьющиеся колечками волосы, ответил Ракитин.
— А кроме?
— Не знаю.
Ракитин смущенно блеснул светлыми глазами. Он понимал, что ему, старшине, следовало бы знать, сколько в эскадроне людей, знающих ковочное дело.
— Найдутся… — добавил он нерешительно.
— Не сомневаюсь, — протяжно отозвался Кушнарев и вопросительно посмотрел на Торбу.
Захар догадался и тут же ответил:
— В первом взводе Буслов настоящий коваль. Воробьев и Шаповаленко тоже знают, да и я могу. Было б чем работать. Подковать коня — дело нехитрое.
— Но ответственное, — подчеркнул Кушнарев. — Хороший кавалерист должен знать ковку. А карта есть у вас, товарищ старшина?
— Есть, товарищ старший лейтенант!
— Запрягите бричку, обшарьте деревни Лукояново, Озеры, Поздняково, Хмели. Соберите все подковы, новые и старые, и свезите к кузнице в село Ращенка. Оборудуйте горн. Пошукайте…
— А если не дадут? — нерешительно возразил Ракитин.
— Сейчас, ребятки, родная мать от нас отговорок не примет, — меняя тон, ответил Кушнарев. — Выполняйте приказание. А мы с командиром взвода пойдем глядеть дикую кобылицу Урсу.
— Откуда вы ее знаете? — удивленно спросил Торба.
В суете осмотра и поверки он совсем забыл о ней. Урса была в эскадроне предметом постоянных разговоров. Двух смельчаков, пытавшихся сеять на нее верхом, отправили в госпиталь. Один, пролежав десять дней, только-что вернулся. Торба рассказал Кушнареву историю Урсы. Недели две назад на станцию Старая Торопа пришел на пополнение эшелон с лошадьми. Часть их оказалась совсем необъезженной. Казаки прилаживали для выгрузки к вагонам специальные мостки. Проводники советовали не беспокоить коней раньше времени, но их не послушали и открыли двери вагонов. Любопытные скопом полезли к лошадям. Сначала раздалось звериное фырканье, потом треск ломающихся поперечных задвижек. Солдаты запрыгали из вагонов, а следом, через их головы, прямо на насыпь, стали скакать черногривые, темно-гнедые кони. Любопытные на четвереньках лезли под вагоны. Истосковавшиеся по воле кони с диким храпом развеяли по ветру длинные хвосты и помчались в поле.
Целую неделю ловили их арканами, но Урса так и не далась. Она гуляла привольно по нескошенным хлебам, не давая приблизиться к себе ни человеку, ни лошади. Лишь после нескольких дней сытой жизни она заскучала без подруг и стала навещать коней разведэскадрона во время пастьбы. Ее не трогали, дали обвыкнуться. Однажды ночью она осмелилась подойти к коновязям и призывным, тоскующим голосом дала о себе знать. Ей ответил стоявший с краю конек бойца Мулдасинова. Калибек Мулдасинов, казах, отличный наездник и знаток лошадей, незаметно подкрался и ловко ее заарканил брошенной на шею петлей. Однако на другой же день при попытке взнуздать коня Калибек так был смят горячей Урсой, что его пришлось отправить в полевой госпиталь.