Генерал Ермолов
Шрифт:
«Более двух тысяч человек работало в течение шести месяцев над этими укреплениями. Их называли вторым Гибралтаром. Поэтому не трудно представить себе мое изумление, когда я нашел тут самую плохую, самую невыгодную позицию, какую только можно было избрать для сражения, которое должно было решить участь кампании и, может быть, государства. Да и могло ли быть иначе, коль генерал Фуль нанес на плане, привезенном ему из Петербурга, укрепления по своей фантазии, никогда не видев самой позиции»{167}.
Несмотря на столь отрицательную оценку
25 июня армия остановилась в Дрисском лагере. В тот же день Барклай-де-Толли написал Александру I:
«Я не понимаю, что мы будем делать с нашей армией в Дрисском укрепленном лагере. После столь торопливого отступления мы потеряли неприятеля совершенно из виду и, будучи заключены в этом лагере, будем вынуждены ожидать его со всех сторон»{168}.
Другие выражались еще определеннее, правда, в отсутствие государя. Особенно энергично возражал против того, чтобы давать здесь сражение, начальник штаба 1-й армии Ф.О. Паулуччи.
— Этот лагерь был выбран изменником или невеждой — выбирайте любое, ваше превосходительство, — с раздражением бросил Паулуччи, обращаясь к генералу Фулю, а полковник Бенкендорф, только что вернувшийся от Багратиона, донес до нас его «комплимент».
29 июня состоялся военный совет. Большинство его участников высказалось за оставление Дрисского лагеря. Император согласился с мнением генералов.
НАЧАЛЬНИК ШТАБА
Начальником штаба 1-й Западной армии был Ф.О. Паулуччи, по определению злого на язык современника, «пошлый авантюрист, увешенный крестами, каждый из которых свидетельствовал об очередной содеянной им подлости». М.Б. Барклай-де-Толли обратился к царю с просьбой заменить его другим генералом. Его величество просьбу командующего уважил.
1 июля Александр I возложил обязанности начальника штаба 1-й Западной армии на Ермолова. Алексей Петрович попытался уклониться «от многотрудной сей должности», мотивируя свой отказ недостатком знаний и опыта, просил графа Аракчеева вступиться за него перед государем и предложить ему другую кандидатуру{169}.
Граф Алексей Андреевич с пониманием воспринял беспокойство молодого генерал-майора и предложил Александру I кандидатуру Николая Алексеевича Тучкова, но император отверг ее, а при встрече с Ермоловым спросил его:
— Кто из генералов, по вашему мнению, более способен исполнять должность начальника штаба?
— Первый встречный генерал, государь, конечно, не менее меня годен, — ответил Алексей Петрович.
Не желая продолжать этот разговор, Александр I приказал ему вступить в должность.
— Повинуюсь, государь. Если некоторое время я буду терпим в этом звании, то единственно по великодушию и милости ко мне вашего величества, — сказал Ермолов, — прошу, однако, не лишайте меня надежды вернуться к командованию гвардейской дивизией; считайте меня в командировке.
— Я обещаю вам это{170}.
Многие современники
Другие же, например генерал-адъютант Петр Андреевич Шувалов, считали, что Ермолов, «несмотря на его рвение к службе… несмотря на выдающиеся таланты, не может противостоять злу при таком начальнике», как военный министр{172}.
А как сам Барклай-де-Толли отнесся к назначению Ермолова начальником штаба вверенной ему армии? Алексей Петрович на этот вопрос ответил так:
«Против воли Барклая дан я ему в начальники главного штаба: он не любил меня и делывал мне неприятности, [но] доволен был трудами моими и уважал службу мою»{173}.
Право же, было за что ценить и труды, и службу начальника штаба. Ермолов отличался поразительной работоспособностью, энергией, распорядительностью, умением быстро ориентироваться в постоянно меняющейся обстановке, держать в памяти данные о численности различных частей армии, четко формулировать распоряжения и приказы командующего, организовывать военную разведку и борьбу со шпионажем… Он участвовал в разработке тактических и стратегических планов 1-й Западной армии.
Надо сказать, что и Ермолов «делывал» Барклаю-де-Толли «неприятности». Это, однако, не помешало Алексею Петровичу много лет спустя дать Михаилу Богдановичу вполне объективную характеристику:
«Барклай-де-Толли, неловкий у двора, не располагал к себе людей близких к государю; холодностью обращения не снискал приязни равных, ни приверженности подчиненных. До возвышения в чинах имел он состояние весьма ограниченное, поэтому должен был смирять желания, стеснять потребности…
Семейная жизнь его не наполняла всего времени уединения: жена не молода, не обладает прелестями, которые могут долго удерживать в некотором очаровании, все другие чувства покоряя…
Свободное время он употреблял на полезные занятия, обогащая себя познаниями. Ума образованного, положительного, трудолюбив, заботлив о вверенном ему деле, тверд в намерениях, не подвержен страху, не чужд снисходительности, внимателен к трудам других. Словом, Барклай-де-Толли имеет недостатки, с большей частью людей неразлучные, достоинства же и способности, украшающие весьма немногих из знаменитейших наших генералов».
Однако вернемся в Дрисский лагерь, чтобы покинуть его.
4 июля армия оставила Дрисский лагерь и через три дня дошла до Полоцка, откуда Александр I уехал в Москву и далее в Петербург. Перед отъездом он зашел проститься с Барклаем-де-Толли. Адъютант командующего 1-й Западной армией майор Владимир Иванович Левенштерн писал позднее:
«Государь застал его за работою в конюшне, — ему было везде хорошо, лишь бы быть поближе к армии. Проведя с Барклаем около часа, император простился с ним, обнял его. Его величество был очень взволнован; я был в тот день дежурный и один присутствовал при этой сцене, которая глубоко растрогала меня.