Генерал Империи
Шрифт:
Минут через двадцать после начала суеты в храм начала набиваться толпа людей и чуть погодя началась служба. Но продлилась она очень недолго, так как Максим быстро начал задыхаться. Слишком быстро… быстрее его ожиданий. Свечи и лампады снова стали выжигать кислород, только теперь к ним присоединились еще и люди. Вон как дышали. Как не в себя. Нет бы через раз. А они – туда же, злодеи. Им тоже явно не хватало воздуха из-за общей духоты помещения. Этим обстоятельством активно пользовались священники, говоря о том, что легко в храме дышит только человек безгрешный, а вас, злодеев, грехи душат. Ну или что-то в этом духе. Очень удобно для манипуляции толпой. Очень. Но сейчас у нашего героя начало медленно уплывать сознание из-за недостатка кислорода. Видимо грехи его были
Так или иначе, но после очередного «Господу помолимся!» он психанул и рывком толкнул крышку гроба. И руками, и ногами. От всей души. Из-за чего та, хоть и была тяжелой, но недурно так подлетела и рухнула на каменные плиты пола, едва не зашибив стоящих подле людей. Потом он сел в гробе и нервно, резко и удивительно уж жадно вдохнул воздух. Оно и понятно – задыхался. Однако для окружающих это выглядело совсем не так… люди ахнули и отпрянули, прижавшись к стене.
Обведя осоловевшим и слегка мутным взглядом окружающих, Максим с трудом вылез из гроба и на несколько ватных ногах едва устоял у постамента. В мундире. Красивый. Только гарью пахнет и жженым мясом. Провонял за то время, что в гробу лежал. Все-таки натекло с него немного соков. Да и сам гроб несколько провонял. Хотя Меншиков все и вытер, все одно – не спасся от того, чтобы изгваздаться и переполниться ароматами пожарищ.
– Твою мать… – выдохнув, произнес Максим, пытаясь прийти в себя после жуткого удушья.
Усмехнулся, нервно хохотнув, и направился в сторону алтаря. Там, где он несколькими часами раньше видел святую воду. Запасы. Небрежно отбросил крышку с серебряной утвари он с удовольствием умылся. Вода была теплой, но после удушливой духоты гроба даже она чрезвычайно освежала.
Довольно фыркнув и вытерев лицо и руки какой-то расшитой ритуальной тряпкой, Максим выхватил бутылку кагора для причащения. Лихо ее раскупорил и вылил в себя прямо из горла с половину.
– Ну и пойло… – поморщился Меншиков и отбросил бутылку на пол, расколотив вдребезги. – Эй, – крикнул он оторопевшему священнику, – не надо экономить на причастие! Что это? Кровь Господня или бормотуха? Вино должно использовать доброе, славное, а не эту погань. Чай приличный собор, а не деревенский приход на краю света.
И чуть покачиваясь пошел обратно. Остановился возле гроба в гробовой тишине. Окинул взглядом все еще бледных как полотно окружающих его людей и поинтересовался:
– А что это вы тут делаете?
– Так… вас проводить пришли, – нервно сглотнув, произнес Гучков, стоявший в первых рядах и смотревший на Максима совершенно диким, непередаваемым взглядом…
– Да? Ну, благодарствую. Только я передумал.
– Боже правый… – тихо ахнул кто-то из дам.
– И как там, Максим Иванович? Как на том свете? – Спросил кто-то задних рядов.
– Каждому по вере его, – пожав плечами ответил Меншиков. – Во что веришь, то тебя и ждет. Всевышний полон разнообразия в своем проявлении. Веришь, что уйдешь в небытие, туда тебе и дорога. Жаждешь попасть в Вальгалу? Пожалуйста, если соблюдешь условия. Рвешься в христианский рай? Тоже милости просим, но только если ты достоин его. Вера и совесть – вот мерила твоего посмертия. Особенно совесть. Даже в аду, который у каждого свой, двери не закрыты. Каждый волен уйти в любой момент. Да только совесть не пускает. Она же и в муки ввергает.
– А вы? А где были?
– Я? О! Это было великолепное приключение! – Хохотнул Максим и начал нараспев декларировать песню «Норманны» от Княzz. – Причалим ли мы, к чужим берегам? Иль сгинем в пучине на радость врагам? Валькирии о подвигах наших расскажут Великим Богам! М-м-м-м. Ни Локи, ни Змей из бездны морской, не в силах сломить наш дух боевой. Здесь нету сопливых мальчишек! Здесь каждый отважный герой! Да. Путь до той звезды, что светит в небе ярче остальных, смертью нам грозит, но дело того стоит! Один – Бог войны – услышит в небе звон клинков стальных! Буря, лютый шторм нас только раззадорят! У! У-у-у! У-у-у! У-у-у! Норманны! У! У-у-у! У-у-у! У-у-у! Норманны! –
Замолчал.
Чуть постоял молча.
И пошел твердой походкой к выходу.
– Максим Иванович, – окликнул его Гучков, когда тот проходил мимо. – Куда же вы теперь?
– К войскам. Эта война еще не закончена.
– Но… говорят… пишут, что настало время переговоров.
– Серьезно? Я думал, грешным делом, что переговоры начинают после победы или поражения, а не когда удобно отдельным проходимцам. Война не закончена. Враг не повержен. Победа не достигнута. Нужно быть полным дерьмом, чтобы вот так глупо, мерзко и ничтожно выронить славу победы в Великой войне. Нужно самым отчаянным образом презирать всех, кто отдал свою жизнь и здоровье на фронтах и в тылу, чтобы так жиденько обосраться.
– Но… – Попытался что-то возразить Милюков, стоявший неподалеку, но осекся и как-то попятился, встретившись со взглядом Меншикова… который смотрел на него как на кусок мяса перед разделкой.
– Вспомни героев минувших дней, – тихо произнес Максим, напевая песню Сколота, смотря прямо в глаза Милюкову. – В подмогу их призови. Всех, кто ушел в пучину морей, стоя по пояс в крови. Всех тех, кто ушел в пучину морей, стоя по пояс в крови. И нет из битвы пути назад, как нет следа за кормой. Сам Один вряд ли рискнет сказать – когда ты вернешься домой. Сам Один вряд ли рискнет сказать – вернешься ли ты домой…. Так крепче воин сжимай топор, врываясь во вражеский строй. Наш ярл неистов в сечи как Тор! Мы вернулись домой!
И вновь расхохотавшись, направился к выходу из храма. Буркнув на ходу в сторону распятия:
– Ну извини. Ребята там уж очень заразительные. Веселые. Никак не отпускает…
Глава 8
1916 год, 5 августа, Петроград
Керенский спокойно работал с документами, пребывая в приподнятом настроении. Это проклятый Меншиков сдох, сгорел в своем особняке. А сколько было слов! Сколько предупреждений не связываться с ним. Даже немцы и те – рекомендовали поступать предельно осторожно, дескать, он вообще не человек и от него можно ожидать всего, чего угодно. А он взял и сдох. Как паршивая собака. Ну как тут не радоваться? Да еще так удобно!
Он уже договорился с министром Внутренних дел и тот готовился дать официальную информацию в газетах о том, что покушение было совершено эсерами-бомбистами. И это не могло не радовать. Ведь одним удачным ходом он устранял опасного оппонента и перенаправлял народный гнев на ставших уже совершенно неудобных вчерашних союзников. И расследование покушения на царскую семью пора заканчивать, назначив тех же виновных. Чтобы посильнее. Чтобы от души их приложить.
Да, республика пока не получалась. Возможно даже придется признать права какого-то из Романовых. Но уж что-что, а Конституционную монархию с резко ограниченными правами суверена получится сделать совершенно точно. И он, скорее всего, войдет в историю, как спаситель Отечества. Сейчас главное – не прозевать момент. Он за вчера уже успел написать целую статью и с десяток заметок в разные газеты, в которых рассказывал о том, какого замечательного человека потеряла Россия, и какие мерзавцы революционеры, совершенно потерявшие край в своей ненасытной жажде крови. Сегодня-завтра они пойдут в печать. К нему уже подключились «лучшие люди России» в своем решительном осуждении «кровожадности сторонников Директории». Так что травля уже началась и скоро грозит стать поистине всеобъемлющей. Они плохие – он хороший. Армия за Меншикова? Так и он за него. Уж теперь-то полиция на его старых союзничков да соратничков спустит всех собак… охотно и радостно. И армия ей поможет. И народ, среди которого Меншиков был весьма популярен. Вот была проблема. Раз – и проблемы нет. Сама издохла.