Генерал из трясины
Шрифт:
Кейтель: Добровольные помощники или туземные соединения?
Шмундт: Добровольные помощники. Но это — люди, которые без всякого надзора со стороны надсмотрщиков или полиции добровольно делают все это. А теперь явился Власов, который разъезжает всюду в качестве проповедника и проповедует национальное освобождение, как в населенных пунктах, так и перед добровольными помощниками и войсками.
Кейтель: Это я уже запретил.
Шмундт: Генерал-полковник Линдеманн говорит не совсем так, как думает господин фельдмаршал: «Мы будем создавать эти соединения в широком масштабе, но я обращаю ваше внимание на существующую
Фюрер: Вообще этот генерал Власов в наших тыловых районах мне совершенно не нужен.
Шмундт: Но он там работает.
Фюрер: Это необходимо прекратить. Он мне нужен только на передовой.
Шмундт: Командующие армиями хотели бы получить такое решение.
Кейтель: Это дело решенное.
Фюрер: Цейтлер, для нас вопрос ясен, для тыла этот Власов нам не нужен. Он может действовать только в сторону противника.
Цейтлер: Только в сторону противника своим именем и своими снимками.
Кейтель: Могу ли я теперь не поставить вопрос, который внесен войсковой группой «Север» через Генеральный штаб, — группа просит разрешения включить добровольцев из числа эстов, латышей и литовцев в немецкие части в качестве немецких солдат и таким путем восполнить все вакансии.
Фюрер: Этого в такой общей форме нельзя делать.
Цейтлер: Существует у нас даже латышская бригада СС.
Фюрер: Это отдельные соединения, но в общей массе это делать не следует.
Кейтель: Если они будут включены в состав армии, они будут фигурировать не в качестве добровольцев в особых частях на основе закона о трудовой повинности, а будут зачислены на имеющиеся вакансии при немецких войсковых подразделениях.
Фюрер: Ни при каких обстоятельствах. Это привело бы к тому, что эти соединения в конечном счете стали бы совершенно ненадежными. Совершенно другое дело, если я иду на уступки и составлю из этих людей отдельный легион. Но он тоже должен быть тщательно подобран и выдрессирован.
Кейтель: Это все делается.
Фюрер: Но если вы будете этих людей включать нормальным порядком в то или иное подразделение, то может случиться, что они внесут с собой яд совершенно беспримерного действия. Этого делать нельзя.
Цейтлер: Из крупных единиц существует только одна дивизия, о которой я докладывал и которая составлена по принципу 1 я 1. Это удивительно. Теперь фактически русские солдаты учат наших людей, как нужно окапываться и использовать местность. У них свой способ окапываться и располагаться в окопе, и это — удивительный способ.
Кейтель: Это дивизия «Нидермайер», в ней имеются тюрки. Она носит номер 162.
Фюрер: Где она фактически находится?
Цейтлер: Она находится в губернаторстве.
Фюрер: Одно совершенно ясно, что эти соединения мы серьезно использовали только в нескольких пунктах, и там они не показали себя созревшими для серьезной нагрузки.
Цейтлер:
Фюрер: Полагаться на них нельзя. И я вынужден снова повторить: мы можем вести пропаганду в сторону противника как угодно. Это все можно делать. Но мы должны отдавать себе отчет в том, что это не должно вовлечь нас в такое положение, какое мы имели в 1916 году. Этого не должно случиться. Прежде всего, это не должно иметь места. Мы не должны эти соединения готовить для кого-то третьего, кто возьмет их в руки и скажет: сегодня мы с вами заодно, а завтра нет. В один прекрасный день мы услышим нечто вроде забастовочного лозунга. Он обойдет весь фронт, и тогда они окажутся организованными и начнут заниматься вымогательством.
Кейтель: Я могу лишь добавить к этому, что Власов отозван. Его больше нет на фронте. Всякая пропаганда на фронте и его собственная пропагандистская деятельность ему запрещена. Осталось только принять решение, можем ли мы пустить такое оповещение на эту сторону относительно так называемой Освободительной армии.
Фюрер: Да, в этом случае можно все делать.
Кейтель: Я не видел в этом ничего угрожающего. Ибо мы, именно мы, являемся Освободительной армией против большевизма.
Фюрер: Хотя я придерживаюсь того убеждения, что отозвание Освободительной армии будет иметь эффект, ибо люди не хотят воевать, они хотят покоя.
Кейтель: Ну, а как использовать людей из лагерей для перебежчиков?
Фюрер: Я стою на той точке зрения, что их надо вывезти и использовать в Германии. Это — военнопленные. Если бы я мог 30, 40 или 50 процентов из них отдать комиссару по углю!
Цейтлер: Я поставил себе целью сделать из них подходящих рабочих для Германии. На передовой с перебежчиками не очень много успеешь. Одного или другого добровольного помощника я могу поставить на свободную вакансию. Но основная масса должна идти в Германию в качестве рабочих, чтобы освободить немцев.
Фюрер: Я могу лишь сказать: если мы не упорядочим наше положение с углем, то наступит момент, когда я уже не смогу изготовлять боеприпасы и взрывчатые материалы, когда мы не сможем больше строить подводные лодки. Так может произойти в сотне различных областей — это бессмыслица. Но при таких условиях этот момент наступит. Уже теперь получается трагическое положение, когда приходят итальянцы и спрашивают, почему мы им не поставляем этих материалов. Я должен им их дать. А мы не в состоянии это сделать, потому что у нас слишком мало угля. Это, конечно, расхлябанность.
Кейтель: Итак, я сообщу рейхсминистру Розенбергу, что согласно нашему решению этот вопрос не стоит в повестке дня, что позади нашего фронта мы вообще не намерены добиваться какого-либо практического результата этими средствами, что пропаганду в отношении противника мы этими средствами будем продолжать, что в русском районе мы господину Власову больше не разрешим проявлять активность. Если ему угодно.
Фюрер: Мы и никому другому также этого не разрешим. Мы ведь делаем это не для Коралловых островов, а позволяем вести пропаганду в отношении наших противников. Я убежден, что русские, со своей стороны, будут вести пропаганду против нас. Не следует допускать, чтобы у нас возникали ложные надежды.