Генерал Малафейкин
Шрифт:
– А? – спросил Семен Иванович встревоженно.
– Что? – сказал собеседник.
– Не уважаете с голяшками?
– Да я их… это… я их мало видел.
– Ну что вы! Это, знаете, зрелище! Выйдет такая… черт ее… вот уж она виляет, вот виляет, своим этим… Любопытно. Нет, это зрелище, чего ни говорите.
– Совсем голые?
– Совсем!
– А как же… разве у нас снимают такие фильмы?
Семен Иваныч без опаски, с удовольствием засмеялся.
– Это ж не наши. Это оттуда.
– А-а, – сказал собеседник. – Там – да… Конечно.
– Нет,
– Я ничего! – испуганно сказал собеседник.
– Но в душе, наверно, осудили меня.
– Я? Да почему!..
– Осудили, осудили. Не осуждайте. Не торопитесь. Не завидуйте Семену Иванычу… Вы же не видите, как Семен Иваныч потом за столом буквально засыпает. Сидишь, изучаешь дело… С вами можно откровенно?
– Да зачем? – торопливо, без всякой усталости сказал собеседник. – Я прекрасно понимаю. Мне самому приходится…
– О, разумеется! Разумеется, вам тоже приходится недосыпать, недоедать… Ах мы, бедненькие! А потом отвернемся и пальцем покажем: генерал, пузо отвесил. Вы видели у меня пузо?
– Да нет, почему?! – собеседник явно растерялся. – Я как раз ничего не имел… Дело же не в этом…
– А в чем? – жестко спросил Семен Иваныч.
– Ну как?..
– Как?
– Не в том дело, кто генерал, кто не генерал. Все мы, в конце концов, одно дело делаем.
– Да что вы говорите! Смотрите-ка, я и не знал. Неужели все?
Собеседник молчал.
– А? – переспросил Семен Иваныч. Непонятно, почему он рассердился.
Собеседник молчал.
– Что, молчим? Тоже молчим?
– Слушайте!.. – собеседник, чувствовалось, привстал. – В чем, собственно, дело? Что вы против меня имеете?
– Да упаси боже! – моментально искренне откликнулся Семен Иваныч. – Ничегошеньки я не имею. Просто спросил. Я думал, что вы что-то против меня имеете. Ничего?
– Ничего, конечно. Вообще-то, пора спать. Сколько сейчас? Приблизительно?
– Приблизительно-то?.. Эх, оставил свои со светящимся циферблатом… Приблизительно часа два.
– Да, пожалуй. Надо, пожалуй, соснуть. Да?
– Да, конечно. Я еще выпил сегодня малость… Прощались с товарищами. Да, спим.
И сразу замолчали. И больше не говорили.
Мишка не знал, как подумать: кто внизу? Голос поразительно похож на малафейкинский. И зовут Семеном Иванычем… Но как же тогда? Что это? Мишка знал про Малафейкина почти все, что можно знать про соседа, даже не интересуясь им специально. Когда-то Малафейкин упал с лесов, сильно разбился… Был он тогда одинокий, и так одиноким остался. Тихий, молчаливый. К нему в воскресные дни приезжала какая-то женщина старше его. С девочкой. Кто они Малафейкину – Мишка не знал. Видел во дворе, Малафейкин гулял с девочкой: девочка возилась в песке, а Малафейкин читал газету. Может, это была его сестра с дочкой, потому что как-то не похоже, чтобы тут было что-то иное. Вот, в сущности, и весь Малафейкин. А генерал
Мишка осторожненько слез с полки, сходил в туалет, взобрался опять наверх и закрыл глаза. В купе было тихо. Мишка заснул.
Утром Мишка проснулся позже других, перед самой Москвой. Открыл глаза, глянул вниз, а внизу, у окошка, сидит… Семен Иваныч Малафейкин. И еще какой-то человек тоже сидит у окна напротив, лет пятидесяти, румяный. Сидят, смотрят в окно. Еще девушка какая-то в брюках – книгу читает в сторонке. Молчат.
Мишка заспал ночной разговор, хотел уж сказать сверху: "Здравствуй, сосед!" И вспомнил… И даже отпрянул вглубь. Оторопел. Полежал, повспоминал: может, приснился ему этот ночной разговор?
Пока он мучительно вспоминал, румяный человек, слышно, потянулся и сказал, как говорят долго молчавшие люди:
– Кажется, подъезжаем, – пошуршал какой-то бумагой на столе – газету, что ли, свернул, – встал и вышел из купе.
Мишка свесил вниз голову… Девушка глянула на него, потом в окно и опять уткнулась в книгу. Малафейкин, курносый, с маленькими глазками без ресниц, в галстуке, причесанный на пробор, чуть пристукивал пальцами правой руки по столику – смотрел в окно.
– Привет генералу! – негромко сказал над ним Мишка.
Малафейкин резко вскинул голову… Встретились глазами. Маленькие глазки Малафейкина округлились от удивления и даже, как показалось Мишке, испугались.
– О! – сказал Малафейкин неодобрительно. – Явились не запылились… Откуда это?
Мишка молчал, смотрел на соседа – старался насмешливо.
– Чего это… разъезжаем-то? – даже как-то зло спросил Малафейкин. И быстро глянул на дверь.
Точно, это он ночью городил про каменные дачи и как он устал от наград и почестей.
– Чего эт ты ночью плел… – начал было Мишка, но вошел румяный человек, и Малафейкин быстро, испуганно повернулся к нему… И встал. И заговорил:
– Ну что, подъезжаем? – суетливо сунулся к окну, пригладил пробор на голове. – Да, уже. Уже Яуза. Так, так…– потоптался чего-то, направился было из купе, но вернулся, склонился к чемодану.
"Во фраер-то!" – изумился Мишка. Ему сверху было видно, как покраснели уши Малафейкина. Он не стал больше приставать к маляру-шабашнику. Только с большим любопытством наблюдал за ним сверху.
– Вы не в сторону центра едете? – спросил румяный пассажир. И почтительно посмотрел на Малафейкина.
– А? – встрепенулся Малафейкин. – Я? Нет, нет… Меня… Нет, в другую сторону.
– А то хотел присоединиться к вам.
– Нет, нет… Мне в другую.
– Нам в сторону Свиблово, – громко сказал Мишка, потянулся и сел на полке. Его разбирал смех.
– О, попутчик наш проснулся? – сказал румяный человек. – Доброе утро, молодой человек! Завидный у вас сон. А я в дороге плохо сплю. Ругаю себя: да отсыпайся ты, есть же возможность – нет, никак.
Мишка, улыбаясь, смотрел на Малафейкина.