Генерал-марш
Шрифт:
Выводы Кречетов уже сделал. Самое дорогое на земле, как известно, глупость. Ее-то он и проявил, доложив представителю ЦК о случившемся. Теперь приходилось расхлебывать последствия, причем полной ложкой.
– Гражданку Баатургы следует немедленно разъяснить! – Острый длинный палец метнулся к кречетовской груди. – Происхождение, связи, пребывание за границей, контакты с дипломатическими службами буржуазных государств. Ибо коммунист!.. – Рука с острым пальцем указала на потолок. – …Обязан быть суровым и безжалостным не только с прямой агентурой врага, но и с его возможными пособниками!..
– Рискните, – согласился Иван Кузьмич. – Род ее самый знатный в Сайхоте, вроде как княжеский или даже еще повыше. Не так с девушкой
– Большевика не запуга… – начал было Мехлис, но осекся. – А что именно солят? Кожу – или…
Кречетов сочувственно вздохнул. Все эти страсти он честно выдумал, вспомнив жуткие рассказы о монгольском разбойнике Джа-ламе.
– Сначала – «или», потом и кожу. Насколько соли хватит. Можете и ее дядю, председателя Хурала, на предмет шпионажа прощупать. Только вначале с его охраной разъясниться придется.
Не без удовольствия понаблюдав за впавшим в глубокое раздумье Львом Захаровичем, товарищ Кречетов занялся наконец бумагами. Для того он и пришел на ночь глядя в кабинет с портретом бородатого купца. День и часть вечера ушли на разнообразные хлопоты по организации экспедиции, потом пришлось обстоятельно объясняться с двумя бритыми монахами, присланными Хамбо-Ламой, а после еще и завернуть домой к бывшему статскому советнику, умудрившемуся подхватить сильную простуду. Вильгельм Карлович, стараясь кашлять в сторону, провел долгую беседу о хитростях дипломатической практики среди буйных и кровожадных инородцев.
Телеграф между тем продолжал работать, подбрасывая Ивану Кузьмичу новые поводы для беспокойства. Из монгольской Урги пришло многоречивое послание народу и правительству Сайхота с уверениями в любви и дружбе, но с решительным отказом в признании независимости. Товарищ Сухэ-Батор выражал надежду, что сайхоты в ближайшее время вспомнят о своих исторических корнях, дабы воссоединиться с братским монгольским народом в единой державе.
Откликнулись и китайцы, заявившие решительный протест по поводу незаконных действий руководства Сайхотской Республики, каковую они упрямо именовали губернией. В довершение всего пришла длинная шифровка из Урги от старого знакомца товарища Щетинкина, вождя «заячьих шапок», ныне пребывающего в должности военного советника в Монголии. Товарищ Кречетов запер телеграфиста на три замка, приказав закончить расшифровку к полуночи.
Дел вполне хватало и без посланца ЦК. К сожалению, товарищ Мехлис считал иначе.
– Я должен выступить перед народом! – решительно заявил он.
– Перед всем? – уточнил Иван Кузьмич, не отрываясь от очередной телеграммы. – Или вам половины хватит?
– Вопрос отметаю как провокационный! Трудящиеся Сайхота должны быть уверены в поддержке их правого дела со стороны СССР. Я предложу немедленно начать переговоры между Аратской Республикой и Монголией по урегулированию существующих разногласий… – Кречетов отложил телеграмму в сторону. – …И поддержу идею направления специальной миссии в Ургу с самыми широкими полномочиями, причем как можно в более сжатые сроки. Время не ждет!..
Иван Кузьмич поскреб бороду. Официально посольство направляли именно в Монголию, и если это подтвердит посланец из Столицы…
Неплохо!
– Вы, Лев Захарович, завтра на заседание Малого Хурала приходите, дадим вам там слово. А потом митинг соберем, прямо на площади. Про посольство прямо не говорите, намекните лучше. Пусть, кто надо, решит, что вы прибыли нас с Сухэ-Батором мирить.
Сказал и взглянул выжидательно. Не переоценил ли он внезапно поумневшего комиссара?
– Не «кто надо», – наставительно уточнил Мехлис, – а «кто не надо». Враг не дремлет, товарищ Кречетов! Более того, представителя в Монголию следует обязательно направить, пусть убедятся, что мы не хитрим.
Иван Кузьмич бегло проглядел цифры, затем принялся за основательное чтение.
– Пожалуй, – наконец рассудил он не без некоторого удивления. – Из этого, стало быть, и будем исходить.
– А здесь – калькуляция по ценам на продукты, снаряжение и лошадей…
Еще один бумажный лист, столь же густо исписанный, причем с двух сторон.
– Вначале я составил список того, что выгоднее приобрести в самом Сайхоте. Но нельзя забывать о бдительности, большие закупки сразу привлекут ненужное внимание. Для поездки в Ургу не требуется столько продуктов, про лошадей я и не говорю. Поэтому уже сейчас надо направить верного человека в Ургу, пусть купит все по списку и караваном направит на место встречи…
– Щетинкина попрошу, чтобы с охраной помог и нужных торговцев сосватал, – подхватил Иван Кузьмич.
– А еще лучше, чтобы он от своего имени все приобрел, якобы для нужд Красной Армии. Там расчеты, это позволит уменьшить расходы примерно на треть. Надо также часть золота обратить в векселя для учета в Урге, на курсе мы неплохо сэкономим.
Кречетов, согласно кивнув, вновь покосился на разошедшегося «цекиста». Мехлис ли это? Вроде и волосы черные, и повязка на правой щеке, и голос похож. Может, просветление внезапно накатило? Края здесь буддийские, всякого ожидать можно.
– Кстати, монголам хорошо бы, как вы говорите, на-мек-нуть по поводу Унгерна. О том, что этот враг трудового народа здесь, в Беловодске, слухи уже разнеслись, а в Халхе он по-прежнему популярен среди части несознательного населения. Товарищу Сухэ придется крепко задуматься…
– Угу! – хмыкнул Иван Кузьмич, вдохновленный такой перспективой. – Только в самой Монголии его переодеть надобно, чтобы халатом не светил. Если узнают, шуму не оберешься.
– Тем не менее!.. – Палец-шпага вновь грозно приблизился к самой груди Кречетова. – И даже, тем более недопустим тот анархизм, который вы себе позволяете. Где партийный контроль над кадровой политикой? Я до сих пор не получил характеристики на бойцов отряда сопровождения. Какой процент партийности? Есть ли члены комсомола и ревсомола? Имеются ли бывшие офицеры? Если вы думаете, товарищ Кречетов, что это ваше личное дело, то как бы ему не стать делом пер-со-наль-ным!.. Ибо коммунист!..
Миг просветления прошел безвозвратно. Вздыбились волосы, темным огнем загорелся взгляд, рука привычно указала на потолок. Лев Захарович Мехлис вновь стал самим собой.
«Кибалку ему пришлю! – рассудил Иван Кузьмич. – Пущай ведет среди него кадровую работу!»
Счастьем положено делиться, тем более с хорошими людьми.
Товарищ Кречетов очень уважал Петра Ефимовича Щетинкина, прежде всего за умение масштабно мыслить. Вождь «заячьих шапок» не терялся даже в самой провальной ситуации. Когда партизан оттеснили в глухие староверские края, где большевизм ассоциировался исключительно с происками Антихриста, он тут же призвал к восстановлению на российском троне законной династии, права которой узурпировал английский немец Колчак. Староверы прониклись и вознесли молитвы за грядущего царя Михаила и воеводу его красного болярина Петра. Попав в Сайхот, Щетинкин предложил в качестве товарищеской помощи раз и навсегда решить классовый вопрос, перевешав князей, нойонов, лам и всех, у кого жилище застелено коврами. Ввиду немногочисленности туземного населения на всю операцию отводилось три дня. Ивану Кузьмичу пришлось не только оттаскивать от стенки статского советника Рингеля, но и ставить караул у дацана Хим-Белдыр, к которому уже подбирались «шапки», решившие для почину вздернуть Хамбо-Ламу.