Генерал в Белом доме

Иванов Роберт Федорович

Черчилль проявлял чудеса политической эквилибристики, пытаясь доказать обоснованность плана «Гимнаст» и своих требований о высадке союзных войск в Северной Африке. В частности, он настойчиво повторял утверждения, что для операций в Западной Европе не готовы военно-воздушные, военно-морские и сухопутные силы союзников. «Я, – отмечал Эйзенхауэр, – подчеркнул, что со многих точек зрения операция «Гимнаст» невыгодна, и поставил перед ним вопрос: приведет ли эта операция к тому, что немцы выведут с русского фронта хотя бы одну дивизию или один самолет» [176] .

176

Ibid., p. 71.

Первоначально

высадка союзников в Северной Африке была запланирована на октябрь 1942 г. По настоянию Эйзенхауэра ее сроки перенесли на один месяц, так как он считал необходимым более тщательно подготовиться к ней. «Факел» являлся не только первым экзаменом на эффективность для англо-американского военно-политического союза. Лично для Эйзенхауэра это тоже было серьезное испытание. Впервые в жизни ему предстояло возглавить военную операцию, притом такого значительного масштаба. Главнокомандующий нервничал. «Факел» мог осветить его будущее военной славой, а о последствиях возможной неудачи было даже страшно подумать.

Учитывая сложность задачи, многие считали, что Эйзенхауэр не имеет необходимого опыта, знаний, чтобы возглавить высадку союзников в Африке [177] .

Быстро летели дни и недели, отведенные на подготовку к операции в Северной Африке. Сроки начала этой кампании определялись не только военными, но и политическими соображениями. Вашингтонские верхи стремились зажечь «Факел» к моменту выборов в конгресс. Подобные соображения президент Рузвельт высказал в частной беседе. Правда, он оговорился, что «решение этого вопроса зависит от ответственного за операцию офицера (Эйзенхауэра. – Р. И.), а не от национального комитета демократической партии» [178] .

177

Blumenson M. Eisenhower. New York, 1972, pp. 16-17.

178

Johnson G. Op. cit., p. 66.

В конце октября внушительные армады, насчитывавшие более 900 судов, отошли от берегов Англии и США. Им предстояло покрыть 1900 миль. 100 тыс. солдат с танками, артиллерией, боеприпасами, военным снаряжением тронулись в рискованный путь.

Настало время и Эйзенхауэру отправляться следом за войсками, но тяжелые осенние облака заволокли небо над Британскими островами. Наконец 6 ноября «летающая крепость», на борту которой находился Эйзенхауэр, доставила его в Гибралтар. Здесь находился командный пункт союзников. Штаб главнокомандующего был размещен внутри скалы. Над четырьмя комнатами штаба, оборудованными установками искусственного климата, возвышался огромный гранитный монолит. По прибытии в Гибралтар Эйзенхауэр дал волю своим эмоциям. 9 ноября 1942 г. он записал: «Война вызывает странные, иногда любопытные ситуации. За годы военной службы я часто мечтал о различных командных должностях, которые я когда-нибудь займу: командир во время войны, в условиях мира, командующий в ходе сражения, административный руководитель и т. д. Но никогда, ни при каких обстоятельствах мне не приходило в голову даже мимолетно, что мой командный пункт будет в Гибралтаре, символе мощи Британской империи». Какие только восторженные слова не использовал генерал в этой записи: и опора безопасности Британской империи, и важнейший фактор торгового роста Британской империи! «На американцев возложена ответственность, и я здесь» [179] , – торжествующе заканчивал он. В Лондоне тоже считали, что теперь судьба империи в надежных руках. «В Ваших руках гибралтарская скала находится вне опасности» [180] , – телеграфировал Черчилль Эйзенхауэру.

179

The Eisenhower Diaries, p. 81.

180

Butcher H. My Three Years with Eisenhower. New York, 1946, p. 168.

Наигранный

оптимизм английского премьер-министра не менял положения дел. Война была еще в самом разгаре, но процесс заката Британской империи уже начинался. Создание штаба Эйзенхауэра в Гибралтаре, важнейшем опорном пункте Великобритании, было чем-то вроде символического акта, свидетельствовавшего, что помимо своей воли Черчилль становился не только свидетелем, но и участником событий, которые вели к крушению былой британской мощи.

Англо-американские войска должны были высаживаться во французской Северной Африке, что неизбежно вызывало острейшие дипломатические осложнения. Генерал де Голль, лидер «Сражающейся Франции», имевший свою штаб-квартиру в Лондоне, не пользовался расположением ни Рузвельта, ни Черчилля. Особенно напряженные отношения сложились у де Голля с президентом США.

Отправляясь в Гибралтар, Эйзенхауэр получил указание из госдепартамента, что он должен поддерживать отношения во французской Северной Африке не с де Голлем, а с генералом Жиро, который ждал на неоккупираванной территории Франции сигнала, чтобы присоединиться к англо-американским войскам после их высадки в Алжире. Жиро претендовал на командование операцией вторжения.

7 ноября состоялась встреча Эйзенхауэра с Жиро. Французский генерал безапелляционно потребовал передачи ему функций командующего. Эйзенхауэр спокойно разъяснил, кто тут хозяин. В ходе длительных и тяжелых дискуссий стороны договорились о том, что после высадки Жиро будет объявлен командующим французскими войсками и руководителем гражданских властей в Алжире.

Перед высадкой в Северной Африке Эйзенхауэр обратился по радио к находившимся здесь французским войскам. В обращении говорилось, что англо-американские войска высаживаются здесь «как друзья» и «не откроют первыми огонь». Подавляющее большинство солдат и офицеров Франции видели в лице правительства Виши предателей национальных интересов своей родины и не оказали серьезного сопротивления союзникам, когда 8 ноября началась десантная операция. В конце ноября в связи с создавшейся угрозой захвата немцами французского флота моряки-патриоты в Тулоне потопили и вывели из строя 60 боевых кораблей, чтобы те не стали добычей врага.

Эйзенхауэр назначил Жиро ответственным за оборону Алжира. Дальнейшее развитие событий показало, что позиции Жиро в Северной Африке" были далеко не столь прочны, как это представлялось чиновникам госдепартамента США. Между ним и Дарланом, известным коллаборационистом, сотрудничавшим с немцами, началась борьба за власть, которая представляла серьезную угрозу с тыла для наступающих англо-американских войск. Американцы предъявили французам что-то вроде ультиматума: или они в течение 24 часов решат, кто является их лидером, или американцы вынуждены будут пойти на репрессивные меры. Французские военные и политические лидеры приняли соломоново решение: Дарлан будет политическим руководителем французов, Жиро – военным при общем американском руководстве.

Эйзенхауэру нетрудно было занимать столь жесткую позицию в спорах по вопросу о том, кто из французских генералов и политиков будет первой скрипкой в Северной Африке. В любом случае дирижировать оркестром союзников в Северной Африке, включая и эту первую скрипку, должны были американцы. 11 ноября 1942 г. Рузвельт информировал Черчилля, что де Голль, Жиро и Дарлан «дерутся между собой, как коты, при этом каждый претендует на то, чтобы командовать всеми французскими войсками в Северной и Западной Африке.

Главная мысль, которую следует внедрить в сознание всех этих трех примадонн, – это то, что… любое решение одного из них или их совместное решение подлежит рассмотрению и одобрению Эйзенхауэром» [181] .

Послание Рузвельта Черчиллю было недвусмысленным напоминанием и британскому премьер-министру кто есть кто в англо-американских союзнических отношениях.

Однако Черчилль был не из тех политиков, которые без борьбы капитулируют пусть даже перед значительно более сильными соперниками или партнерами.

181

Секретная переписка… с. 320.