Генерал в Белом доме

Иванов Роберт Федорович

Логичность аргументации Эйзенхауэра против участия США в войне во Вьетнаме была очевидна. Во время очередного обсуждения вьетнамской проблемы «президент закончил обмен мнениями вопросом к своим советникам: хотели бы они взять на себя бремя инициаторов третьей мировой войны и верят ли они в то, что такое бремя согласна нести законодательная власть?» С полным основанием Эйзенхауэр заявлял на заседании Национального совета безопасности, что, ввязавшись в войну в Индокитае, США «окажутся вовлеченными в локальные войны в Бирме, Афганистане и бог знает, где еще…» [608] .

608

Ibid., p. 152.

Президент

удачно парировал аргумент сторонников немедленного и крупномасштабного вмешательства США во вьетнамскую войну. Когда сенатор У. Ноуленд заявил, что отказ Соединенных Штатов сражаться в Индокитае – это «Дальневосточный Мюнхен», Эйзенхауэр возразил, что «Мюнхен был попыткой избежать войны… Франция, если сказать честно, проиграла войну (во Вьетнаме. – Р.И.)» [609] .

Не переоценивая миротворчества Эйзенхауэра при решении в 1954 г. вопроса о возможном военном вмешательстве США в индокитайский конфликт, надо все же признать, что именно президент, а не конгресс сказал свое решающее слово, и Соединенные Штаты удержались от соблазна ввязаться в этот конфликт.

609

Ibid., p. 157.

Когда позднее на государственном и политическом Олимпе Вашингтона было принято решение о необходимости для США поиграть военными мускулами во Вьетнаме, то, как известно, власть имущие американские круги не остановились и перед прямой военной провокацией в Тонкинском заливе, чтобы получить предлог для широкомасштабного военного вмешательства в дела Индокитая. Ответственность за это в равной степени несли и президент, и конгресс, и военное руководство США.

В 1954 г. и президент, и конгресс проявили достаточную сдержанность в вопросе о военном вмешательстве во Вьетнаме, чтобы спасти обанкротившуюся французскую армию в Дьенбьенфу и предотвратить, как опасались в Вашингтоне, захват коммунистами Индокитая и всей Юго-Восточной Азии. Причем это было сделано в условиях, когда руководитель Объединенного комитета начальников штабов адмирал Редфорд готов был немедленно направиться в крестовый поход против коммунистов во Вьетнаме.

В последующие годы решения, связанные с участием США в «грязной войне» во Вьетнаме, принимали президенты, не являвшиеся профессиональными военными.

Что же касается Эйзенхауэра, то его авторитет как военачальника был огромен. И если бы в тревожные дни весны 1954 г. Эйзенхауэр твердо высказался за необходимость широкомасштабной военной интервенции США во Вьетнаме, американское военное вмешательство в этот конфликт не могли бы предотвратить никакие усилия конгрессменов.

Автор специального исследования, посвященного анализу политики президента в Индокитае, считает, что его осторожный курс в этом сложнейшем кризисе после окончания Второй мировой войны, сыграл важнейшую роль в успешном управлении им страной на протяжении всего периода президентства Эйзенхауэра. «В конечном счете, – пишет исследователь, – политика Эйзенхауэра во время кризиса в Дьенбьенфу дала ему возможность сохранить свою популярность и осуществлять эффективное руководство страной в тяжелый период американской истории. Его руководство было проявлением не самоуверенности, а мудрости» [610] .

610

Ibid., p. 160.

Эйзенхауэр не спешил с принятием окончательного решения по вопросу о том, в каких масштабах необходимо оказать военную помощь французам, оказавшимся в очень сложной обстановке под Дьенбьенфу.

Важные дебаты по этому вопросу проходили в Национальном совете безопасности. Ход этих дебатов свидетельствовал об отсутствии согласия в этом органе, и так как не было прямой опасности катастрофы для французов, Эйзенхауэр приказал министерству обороны совместно с ЦРУ изучить вопрос о том, какие дополнительные меры Вашингтон может предпринять для оказания помощи французам [611] .

611

Melanson R., Mayers D. Reevaluating Eisenhower. American Foreign Policy in the 1950s. Urbana and Chicago, 1987, p. 125.

Определяя

свою политику в отношении Дьенбьенфу и Индокитая в целом, Эйзенхауэр не мог не учитывать, что США если не потерпели поражение в Корее, то надолго увязли на Корейском полуострове. Как показали последующие события, американская жандармская функция затянулась здесь на 50 с лишним лет, учитывая что американские войска появились в Южной Корее в 1945 г.

Тяжелые людские потери в корейской войне оставили незаживающие, кровоточащие раны в сердцах многих американцев. Мощный пропагандистский аппарат оказывал большое воздействие на рядовых американцев, без устали убеждая их, что жертвы американцев в Корее были не напрасны, что их задача заключалась в том, чтобы остановить там «коммунистических агрессоров», внести свой вклад в сохранение свободных институтов в этой азиатской стране.

Однако реализм, столь характерный для американцев, в том числе и политический реализм, заставлял их ставить вопрос: почему советские войска ушли из Кореи еще в конце 1948 г., а американские вооруженные силы расположились там всерьез и надолго? Что же это за принципы свободы и демократии, которые надо отстаивать с помощью новейшей военной техники и мощной оккупационной армии?

И когда Эйзенхауэр тщательно изучал и взвешивал противоречивые рекомендации руководителей вооруженных сил, ЦРУ, государственного департамента, своих советников по вопросу о том, какую позицию занять США в Индокитае, он не мог, конечно, игнорировать корейский синдром, отчетливо высказывавшееся нежелание широких масс американцев ввязываться в очередную военную авантюру, тем более что шансы на победу в ней были призрачными.

В Соединенных Штатах, в стране с сильными демократическими и революционными традициями, открытые попытки помешать развитию революционного процесса в Индокитае не могли не вызвать резко негативной реакции среди значительной части общества.

Эйзенхауэр не мог это игнорировать, определяя свой военно-политический курс в Индокитае.

Французская военная катастрофа во Вьетнаме неумолимо приближалась, и руководители Франции видели свое спасение только в быстрой и масштабной американской военной помощи. Вопрос об этом дебатировался и в ходе франко-американских переговоров на Женевской конференции в 1954 г. Американцы не спешили давать согласие на оказание французам военной помощи во Вьетнаме. Переговоры были затяжные и тяжелые. Как отмечал Даллес, в результате этих переговоров «французский министр (иностранных дел Жорж Бидо. – Р.И.) выглядел «психологически совершенно подавленным». Бидо заявлял, что «Даллес даже не обещал, что Вашингтон поддержит французскую просьбу о помощи. Бидо утверждал, что вместо этого Даллес предложил французам две атомные бомбы» [612] .

612

Ibid., p. 140.

Синдром Хиросимы и Нагасаки в США срабатывал постоянно. Несмотря на все усилия американской пропаганды, подавляющая часть мировой общественности, в том числе и американской, относилась резко негативно к факту атомной бомбардировки японских городов.

Антигуманный характер этой акции можно было сравнить только с использованием Германией во время Первой мировой войны боевых отравляющих веществ. Пусть под страхом возмездия ответного сокрушающего удара, но даже Гитлер во Второй мировой войне, даже в самых критических для Германии ситуациях не рискнул пойти на применение химического оружия.

США сделали то, на что не решился фашизм: они сбросили атомные бомбы на беззащитные мирные города, что привело к ужасающим последствиям.

Важно подчеркнуть, что Эйзенхауэр был категорически против этой варварской акции.

Использовать американское атомное оружие во Вьетнаме означало нанести удар сокрушительной силы по имиджу Эйзенхауэра-миротворца, которым президент США очень дорожил.

С учетом всего сказанного предложение Даллеса передать французам две атомные бомбы для использования во Вьетнаме, которое могло быть сделано, разумеется, только с согласия администрации Эйзенхауэра, звучало как ярко выраженное политическое лицемерие.