Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным
Шрифт:
Совсем по-другому нужно рассматривать случай с кухаркой генерала Власова, Марией Игнатьевной Вороновой, которая вместе с ним попала в плен на Волховском фронте. Немцы ее выпустили, когда Власов встретился с генералом Линдеманом. Затем Воронова исчезла. Власов часто справлялся о ней и хотел иметь ее при себе. У советских генералов бывало много сотрудниц женщин — секретарш, докторов или, как в данном случае, кухарки.
Летом 1944 года, когда я полетел в Ригу, чтобы эвакуировать мою фирму, г-жа Воронова неожиданно появилась в моем кабинете. По ее словам, она случайно узнала, что я нахожусь в Риге. И поскольку она также знает, что я имею отношение к
В Берлине-Далеме встреча была восторженной. Объятия, поцелуи и водка лились во-всю. В первый же вечер Воронова созналась генералу, что была послана партизанами с приказом отравить его. Это признание вызвало новую пьянку, которая продолжалась до раннего утра.
После этого она приступила к своим обязанностям кухарки Власова и взялась за уход за ним. Ей было лет 30 и выглядела она симпатично, была кокетлива, готова к романтическим авантюрам и могла поглощать невероятные порции водки, но между прочим была и хорошей кухаркой. Хотя Власов по старой русской традиции обращался с ней как с прислугой, она могла сильно влиять на него. У нее был верный инстинкт на людей, и генерал совещался с ней при оценке людей и зачастую следовал ее советам. К тому же она его не отравила!
Конец ее был типичным. Когда Власовский штаб переехал в Карлсбад, Воронова осталась в Берлине, завязала дружбу с одним из шоферов штаба, за которого потом вышла замуж и вместе с ним ограбила нашу далемскую и еще несколько соседних вилл. Все украденное они погрузили на машину марки Хорх, работавшую на древесном угле, которую штаб бросил. Они поехали навстречу советскому фронту в твердой уверенности, что в Советском Союзе им ничего не угрожает, поскольку они оба утверждали, что выполняли обязанности агентов. Такого рода наивность, очевидно, была наказана: о них я никогда больше ничего не слышал.
Возможно, что были и другие попытки убрать Власова с дороги. При наличии наших мер предосторожности это было совсем нелегко. На Кибитц Вег его охрану внутри и снаружи дома обеспечивали русские часовые, а при поездках Власова его всегда сопровождали адъютант и я. В машине он обычно сидел рядом с шофером, а я сидел позади, почти всегда имея револьвер со спущенным предохранителем, так как даже при немецких проверках нельзя было наверняка знать — имеешь ли дело с настоящими полевыми жандармами или под них замаскированными.
И Гестапо удается обвести вокруг пальца
Я, конечно, сознавал, что подвергался опасности из-за своей деятельности в Штабе Власова как со стороны эсэсовцев, так, особенно, и Гестапо, то есть тайной полиции. В таком серьезном случае мои друзья не могли бы меня защитить. Если бы меня обвинили в любом проступке против государства, им было бы крайне трудно встать на мою защиту и не быть обвиненными в соучастии. Все это я должен был обдумать заранее, чтобы организовать свою собственную защиту. Для этого в моем распоряжении было довольно мало возможностей, и мне приходилось строить свою защиту главным образом на блефе. В частности, моя командировка в штаб Власова, нарушавшая все принятые правила, была уже сама по себе большим преимуществом.
Поэтому я развил особую тактику «накопления положительных оценок», стараясь, как правило, внешне казаться мало самостоятельным в своих действиях. Такая игра в маскировку мне удавалась особенно хорошо. У
Помимо этого, я старался ввести Гестапо в заблуждение везде, где это было возможно. Я должен был считаться с тем, что мои телефонные разговоры подслушиваются и подвергаются анализу, а поэтому в своих торговых разговорах, касающихся моей фирмы, я по возможности называл как можно больше разных имен. Я рассчитывал на то, что приставленные ко мне следователи займутся выяснением — кем являются названные мною торговцы и специалисты, и будут отвлечены от слежки за мной. Таким образом я считал, что у этих чрезмерно бдительных органов слежки возникнет подозрение, что названные мною лица или симпатизируют Власову, или организуют заговор против гитлеровского режима. Конечно, на самом, деле ничего подобного не было.
Весьма скоро я убедился, что в служебном телефонном аппарате в моей комнате был вмонтирован микрофон, наличие которого было легко установить. Я накрывал телефон шинелью, и подслушивавшие почти ничего не могли расслышать. Они не могли понять причины и обыкновенно сами начинали вызывать меня, представляясь будто запрашивает Отдел нарушений телефонной связи. Такие вызовы были для меня достаточным доказательством наличия микрофона в моем телефоне.
Прием с шинелью я использовал всегда, когда разговор касался тем, не предназначенных для посторонних ушей. С другой стороны, я сам использовал микрофон, когда выговаривал подготовленные фразы и имена, которые подслушивающие расценивали как подлинную информацию. И таким образом я вводил их в заблуждение.
Помимо этого, я применял следующий обманный маневр. Я знал, что один из водителей в штабе Власова был агентом Гестапо. Поэтому с ним я ездил чаще всего в учреждение СА, находившееся в Берлине. Оно помещалось в здании Государственной канцелярии на Вильгельм штрассе. Здесь я заставлял его ждать меня у подъезда, проходил мимо отдававшего мне честь часового в канцелярию, регистрировался для посещения одного из моих друзей, покидал его после короткого разговора и выходил через другой выход так, чтобы мой шофер не мог меня видеть, а затем ехал дальше на метро и занимался своими делами в городе. Часа через 2–3 я возвращался, входил в Государственную канцелярию через другой вход и выходил к моей машине мимо салютовавшего мне часового. Я садился в машину, зная, что водитель донесет в Гестапо, что я в такой-то день провел в Канцелярии три с половиной часа.
Такого рода «посещения» несомненно способствовали укреплению моей безопасности. Кроме того, я подтверждал мои визиты в Государственную канцелярию, вызывая во время их Власовский штаб по телефону и спрашивал, поступило ли что-либо новое, на всякий случай оставляя и номер телефона Канцелярии, по которому меня можно было вызвать. Эти меры для введения в заблуждение следящих за мной органов были необходимы. Мои многочисленные связи с высшими ответственными лицами в руководстве СА очень помогали мне. Прибалты, занимавшие такие посты, были лучше, чем другие служащие. Они не были так упрямо последовательны и часто имели свое собственное мнение, что, конечно, не встречало большого одобрения их начальства.