Генералиссимус Суворов
Шрифт:
Астраханцы шли в темноте через рытвины, промоины, овраги, продирались сквозь кусты, то спускались вниз, то подымались наверх.
Подошли к крутизне, на которой стояла четырехпушечная батарея. Шутки смолкли: все знали – турки за прикрытием всегда дерутся ожесточеннее, чем в поле.
Когда первые ряды астраханцев вышли из кустов и стали подыматься на обрыв, турки засыпали их пулями. Грохнул залп из четырех орудий.
В колонне сразу повалилось больше десятка людей.
Клюшников, шедший рядом с Вороновым, вдруг присел, схватившись за ногу.
Но
Астраханцы бросились на крутизну. Воронов, цепляясь за кусты и ежесекундно скользя, карабкался вместе со всеми наверх. Впереди, сзади, с боков только и слышались запыхавшиеся, торопливые голоса:
– Живее, живее!
– Пошел скорей!
Все спешили на гору. Люди падали, катились вниз, вставали и снова продолжали лезть наверх.
Воронов зацепился за какие-то корни и растянулся. Кто-то в темноте наткнулся на него, выругался и, перешагнув, побежал дальше. Воронов вскочил. Передние ряды астраханцев уже прорвались на высокий бруствер, которым была обнесена батарея.
Впереди, в толпе, Воронов на мгновение увидел знакомую фигуру Суворова.
«Ишь, не отстает!» – подумал он и с криком «ура» кинулся вперед.
Все смешалось. В полутьме только по чалмам можно было отличить врагов от своих.
Суворов, разгоряченный свистом пуль, бежал вперед, насколько позволяли силы.
Приземистый янычар выскочил из-за куста и взметнул над головой кривым клинком. Суворов, больше наугад, привычно отпарировал удар. Сталь звонко чиркнула по стали. Суворов едва удержал в руках шпагу – так силен был удар. Он отпрыгнул назад, готовясь к следующему нападению. Янычар снова занес шашку. Суворов отбил и это нападение.
И тут из-за плеча Суворова кто-то выстрелил в янычара. Турок упал.
Суворов побежал вперед, к орудиям. Три орудия были уже в руках у русских. Только вокруг последнего шла свалка, – турецкие артиллеристы отбивались шашками и ятаганами от астраханцев. Суворов поспешил туда.
Но не успел он сделать двух шагов, как впереди что-то грохнуло и ударило в грудь. Суворов отлетел в сторону и упал, больно стукнувшись боком о сломанный лафет. В глазах пошли круги. Захватило дух.
Сержант Горшков и какой-то солдат подняли Суворова. Суворов стоял, левой рукой держась за ушибленный бок, а правой судорожно сжимая эфес шпаги.
Он огляделся – четвертое орудие чернело на земле. Вокруг него лежали тела турок и русских. Кто-то стонал. Суворов догадался: пушка разорвалась, перебив и переранив окружавших ее.
Горшков хотел вести Суворова назад, к реке, но Суворов отстранил его, мотая головой. Он едва нашел в себе силы выдавить:
– Ничего, вперед!
И, прихрамывая и потирая левый бок рукой, он побежал к турецкому лагерю, из которого астраханцы гнали штыками обезумевших от страха разбитых турок.
VI
Подлинно мы были вчера veni, vidi, vici [37] ,
За три часа поиск был удачно окончен, – семьсот человек русских разбили у Туртукая четыре тысячи турок.
Когда русские овладели всеми тремя лагерями, князь Мещерский отправил на помощь сто пятьдесят охотников из карабинеров и шестьдесят казаков Сенюткина. Лошади плыли за лодками.
37
Пришел, увидел, победил (лат.).
Турки были разбиты и бежали кто к Шумле, кто к Рущуку.
Несчастливо начинавшийся поиск, который из-за непонятной медлительности и несговорчивости упрямого и глупого Ивашки неоднократно стоял под угрозой срыва, закончился столь удачно. Русские войска взяли 6 знамен, 16 пушек и захватили 51 судно на Дунае.
Суворов был счастлив – первая самостоятельная операция выполнена отлично. Все уже сделано, можно возвращаться восвояси с победой и трофеями. Суворов даже не обращал внимания на то, что болят контуженные бок и грудь. Он ждал только, когда вернутся две роты, посланные в Туртукай взорвать пороховой магазин и сжечь весь город.
Он ходил по площадке холма, глядя вниз, на Дунай, где у лодок копошились солдаты. Они переносили раненых, волокли на сходни турецкие пушки, две из них, наиболее тяжелые, пришлось сбросить в Дунай.
Из Туртукая шли группами, ехали на волах обыватели – булгары, валахи, молдаване. Суворов приказал переправить их с имуществом на русскую сторону.
Но вот раздался оглушительный взрыв. Весь Туртукай заволокло дымом, потом прорвалось, заполыхало резвое пламя: это взорвали пороховой склад. Один за другим занимались дома, горела мечеть, пылал дом паши.
«Можно, пожалуй, писать донесение», – подумал Суворов. Он пошарил в карманах – бумаги не оказалось.
– Горшков, нет ли у тебя бумаги?
– Есть небольшой клочок, ваше превосходительство, – ответил сержант, подавая измятую осьмушку.
Суворов повертел в пальцах серый листок:
– Маловато. Ну да ничего. Я кратко напишу: победа сама за себя скажет!
Он сел на пенек и задумался. Первое надо написать Ивашке. Этому упрямому глупцу.
Разорвал листок пополам. Написал:
«Ваше сиятельство.
Мы победили! Слава Богу, слава вам!
А. Суворов»
Взялся писать второе, графу Румянцеву. А в уме вдруг возникли рифмованные строчки: вспомнилось старое! Что, ежели так и написать, стихами? Ивашке этого нельзя было бы, но графу Петру Александровичу – вполне можно: он во сто крат умнее Ивашки. Он не обидится, он – поймет!
И генерал-майор написал главнокомандующему донесение: