Генералиссимус. Книга 1
Шрифт:
Слабенькие, несчастные люди, оторванные от народных масс, не рассчитывающие на поддержку народа, на поддержку армии, боящиеся армии и прятавшиеся от армии и от народа. Они рассчитывали на германцев и на всякие свои махинации: как бы школу ВЦИК в Кремле надуть, как бы охрану надуть, шум в гарнизоне произвести. На армию они не рассчитывали, вот в чем их слабость. В этом же и наша сила.
Говорят, как же — такая масса командного состава выбывает из строя. Я вижу кое у кого смущение, как их заменить.
Голоса:— Чепуха, чудесные люди есть.
Сталин:—
Ворошилов:— Вот этот самый господчик Фельдман, я в течение ряда лет требовал от него: дай мне человек 150 людей, которых можно наметить к выдвижению. Он писал командующим, ждал в течение 2'/^, почти 3 лет. Этот список есть где-то. Нужно разыскать.
Буденный:— Я его видел, там все троцкисты, одни взятые уже, другие под подозрением.
(Вспомните доклад Фельдмана Гамарнику о том, как он спасал троцкистов, подставляя вместо них под репрессии невиновных командиров, по придуманному им О. У. — Особому учету. — В. К.)
Сталин:— Так как половину из них арестовали, то значит, нечего тут смотреть...
Поэтому надо искать и выращивать, если будут хорошие люди... Нескромный вопрос. Я думаю, что среди наших людей, как по линии командной, так по линии политической, есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы, если такие люди придут и сами расскажут обо всем — простить их. Есть такие люди?
Голоса:— Безусловно. Правильно.
Сталин:— Кое-кого задели случайно. Кое-кто есть из выжидающих — вот рассказать этим выжидающим, что дело проваливается. Таким людям нужно помочь с тем, чтобы их прощать. Как прежде бандитам обещали прощение, если он сдаст оружие и придет с повинной. (Смех.)
У этих и оружия нет, может быть, они только знают о врагах, но не сообщают.
Ворошилов: —Положение их, между прочим, неприглядное; когда вы будете рассказывать и разъяснять, то надо рассказать, что теперь не один, так другой, не другой, так третий, все равно расскажут, пусть лучше сами придут.
Сталин:— Простить надо. Даем слово простить, честное слово даем.
Дамоклов меч войны
“Если подвести итог внешнеполитической деятельности с 1937 до начала 1941 года, то главным является то, что несмотря на происки англо-американского империализма, удалось избежать вовлечения Советского Союза в войну против Германии. В противном случае летом 1939 года нам бы пришлось в одиночестве вести войну на два фронта: против фашистской Германии на западе и Японии на востоке.
...Заключение договора о ненападении с Германией было правильным политическим шагом с нашей стороны. Он дал необходимую передышку для более лучшей подготовки страны к обороне...
Обстановка
И. Сталин
(Из выступления на расширенном заседании
Политбюро ЦК ВКП(б), конец мая 1941 года)
Сближение с Германией. Секретный договор (Август — сентябрь 1939 года)
В городе Данциге находился Верховный комиссар Лиги Наций Буркхардт, его обязанностью было следить за выполнением статуса вольного города Данцига. Буркхардт, постоянно живший в Швейцарии, по профессии был историком, а по взглядам — сторонником того, что происходило в третьем рейхе. Впоследствии он написал мемуары, в которых есть такой эпизод.
10 августа 1939 года на квартиру Буркхардта позвонил лидер местных фашистов Форстер и сказал:
— Фюрер желает видеть вас завтра в четыре часа дня у себя в Оберзальцберге.
— Но это невозможно! Мое положение... И к тому же как я могу попасть туда за такой короткий срок?
— Все предусмотрено. Фюрер предоставляет вам личный самолет... Сегодня в полночь аэродром будет оцеплен. О вашем отъезде никто не узнает...
Буркхардт, естественно, сообщил об этом приглашении в Лондон и Париж. Английский министр иностранных дел Галифакс попросил Буркхардта поговорить с Гитлером обстоятельно, явно намекая на то, чтобы он узнал, каковы его реальные планы на ближайшее будущее.
В назначенный час Буркхардт прилетел в Оберзальцберг, там его ждала машина, на которой по горному серпантину он двинулся к резиденции Гитлера “Бергхоф” — вилле, сооруженной на высокой скале.
С первых же слов Гитлер обрушился на Польшу:
— Польша прибегает к угрозам в отношении Данцига! Польские газеты заявляют, что это именно тот язык, которым надо со мной разговаривать! Если вновь возникнет малейший инцидент, я без предупреждения разгромлю поляков, так что от них не останется и следа!
— Но это будет означать всеобщую войну, — сказал Буркхардт.
— Пусть так! Если мне суждено вести войну, я предпочитаю, чтобы это было сегодня, когда мне пятьдесят лет, а не когда будет шестьдесят! О чем, в сущности, идет речь? Только о том, что Германия нуждается в зерне и лесе. Для получения зерна мне нужна территория на востоке, для леса — колония, только одна колония. Все остальное ерунда. Я ничего не требую от Запада ни сейчас, ни в будущем. Раз и навсегда:
ничего! Все, что мне приписывают, — выдумки. Но мне нужна свобода рук на востоке. Повторяю еще раз — вопрос идет только о зерне и лесе.
В конце концов Гитлер прямо сказал:
— Все, что я предпринимаю, направлено против России. Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну.
Он еще и еще раз повторял эту мысль, словно для того, чтобы Буркхардт ее получше запомнил и поточнее передал тем, на кого был рассчитан весь этот разговор. Провожая Бурк-хардта, Гитлер заявил:
— Я хочу жить в мире с Англией. Я готов гарантировать английские владения во всем мире и заключить с ней пакт об окончательном урегулировании.