Генералиссимус
Шрифт:
– Здесь идет речь не о таком количестве, - заметил Сталин.
Через несколько минут явился А. И. Шахурин.
– Вот тут нас уверяют, - сказал Сталин, - что те семьсот самолетов, о которых вы мне говорили, стоят на аэродромах заводов не потому, что нет летчиков, а потому, что они не готовы по бою, поэтому не принимаются военными представителями, и что летчики в ожидании живут там месяцами.
– Это неправда, товарищ Сталин, - ответил Шахурин.
– Вот видите, как получается: один говорит, что есть самолеты, но нет летчиков, а другой уверяет, что есть летчики, но нет
Воцарилось молчание. Я с любопытством и изумлением следил за происходящим разговором: неужели это правда, что целых семьсот самолетов стоят на аэродромах заводов, пусть даже не готовых по бою или из-за отсутствия летчиков? О таком количестве самолетов, находящихся на аэродромах заводов, мне слышать не приходилось. Я смотрел то на Шахурина, то на авиационного генерала. Кто же прав?
Наконец, нарушив молчание, генерал сказал:
– Товарищ Сталин, докладываю, что находящиеся на заводах самолеты по бою не готовы!
– А вы что скажете?
– вновь обратился Сталин к Шахурину.
– Ведь это же, товарищ Сталин, легко проверить, - ответил тот.
– У вас здесь прямые провода. Дайте задание, чтобы лично вам каждый директор завода доложил о количестве готовых самолетов. Мы эти цифры сложим и получим общее число.
– Пожалуй, правильно. Так и сделаем, - согласился Сталин.
В диалог вмешался генерал:
– Нужно обязательно, чтобы телеграммы вместе с директорами заводов подписывали и военпреды.
– Это тоже правильно, - сказал Сталин.
Он вызвал помощника и дал ему соответствующие указания. Авиационный генерал попросил Сталина вызвать генерала Н. П. Селезнева, который ведал заказами на заводах. Вскоре Селезнев прибыл, и ему было дано задание подсчитать, какое количество самолетов находится на аэродромах заводов.
Надо сказать, что организация связи была отличная. Прошло совсем немного времени, и на стол были положены телеграммы с заводов за подписью директоров и военпредов. Закончил подсчет и Селезнев.
– Сколько самолетов на заводах?
– обратился Сталин к помощнику.
– Семьсот один, - ответил тот.
– А у вас?
– спросил Сталин, обращаясь к Селезневу.
– У меня получилось семьсот два, - ответил Селезнев.
– Почему их не перегоняют?
– опять обращаясь к Селезневу, спросил Сталин.
– Потому что нет экипажей, - ответил Селезнев. Ответ, а главное, его интонация не вызывали никакого
сомнения в том, что отсутствие экипажей на заводах - вопрос давно известный.
Я не писатель, впрочем, мне кажется, что и писатель, даже весьма талантливый, не смог бы передать то впечатление, которое произвел ответ генерала Селезнева. Я не могу подобрать сравнения, ибо даже известная сцена гоголевской комедии после реплики: "К нам едет ревизор" - не сравнима с тем, что я видел тогда в кабинете Сталина. Несравнима она прежде всего потому, что здесь была живая, но печальная действительность. Все присутствующие, в том числе и Сталин, замерли и стояли неподвижно, и лишь один Селезнев
Случай явно был беспрецедентным. Что-то сейчас будет? Я взглянул на Сталина. Он был бледен и смотрел широко открытыми глазами на авиационного генерала, видимо, с трудом осмысливал происшедшее. Чувствовалось, его ошеломило не то, почему такое огромное число самолетов находится на заводских аэродромах, что ему было известно, а та убежденность и уверенность, с которой генерал говорил неправду.
Наконец лицо Сталина порозовело, было видно, что он взял себя в руки. Обратившись к Шахурину и Селезневу, он поблагодарил их и распрощался. Я хотел последовать их примеру, но Сталин жестом остановил меня. Он медленно подошел к генералу. Рука его стала подниматься.
– Вон!
– сказал он с презрением и опустил руку. Генерал поспешно удалился. Мы остались вдвоем. Сталин долго в молчании ходил по кабинету.
Зачем он позвал меня и заставил присутствовать при только что происшедшем? Давал мне предметный урок? Может быть. Такие вещи остаются в памяти на всю жизнь. Как он поступит сейчас с генералом?
– Вот повоюй и поработай с таким человеком. Не знает даже, что творится в его же епархии!
– наконец заговорил Сталин, прервав ход моих мыслей..."
Много написано о крутости и беспощадности Сталина. Казалось бы, после случившегося судьба незадачливого генерала была решена - не гнев, а настоящая ярость охватила Сталина. Достаточно было двух слов: "Лаврентий, займись!" Но так представляют Сталина нынешние разоблачители.
Сталин был способен понять ошибки и трудности, возникающие в ходе войны. Да, он наказывал, снимал с высоких постов, но делал это справедливо. Виноват - получай. Но, несмотря на великий гнев, в этом случае генерала пощадил, тот продолжал служить, получал награды (когда их заслуживал) и даже был удостоен звания Главного маршала авиации.
Но поскольку Александр Евгеньевич Голованов не назвал его фамилию, не стану и я этого делать.
* * *
Я проштудировал уникальную книгу, изданную маленьким тиражом в 1994 году: "Эпистолярные тайны Великой Отечественной войны (служебные записи советского генерала)".
Ее автор - генерал-полковник танковых войск Н. И. Бирюков, он всю войну был заместителем начальника Управления бронетанковых и механизированных войск Красной Армии. В книге записаны почти еженедельные личные разговоры и указания Сталина, в которых он постоянно руководил формированием танковых соединений, лично распределял танки, поступающие с заводов, и постоянно руководил работой танковых заводов через директоров, а также работой конструкторов по улучшению танков. Невозможно процитировать многие из этих записей, свидетельствующие о глубоком понимании Сталиным вопросов тактики, вооружения и производства танков. Но для того чтобы читатели имели хотя бы некоторое представление об этих указаниях Сталина, приведу два-три примера из записей генерала Бирюкова.