Генеральша. Love story
Шрифт:
Внизу чавкнуло. Жижа плотоядно присосалась к голеням и бедрам, не желая отпускать. В лицо плеснула тухлая вода, и она, отфыркиваясь, испуганно открыла глаза. Только что она стояла, а теперь находилась в горизонтальном положении. Трясина ослабила хватку, а за плечами вдруг полегчало – исчезла сумка, которую дали ей партизаны. И почти рядом, стоит протянуть руку, свешивалась ветка какого-то куста.
Варя потянулась к ней со вспыхнувшей заново надеждой, нереальной, как мираж, потянулась обеими руками, не обращая внимания на раздирающую боль в плече и стекающие по нему теплые струйки. Ветка, конечно
Варя сама не помнила, как, выбиваясь из сил, выкарабкалась на поверхность. Распластавшись на мху, она тут же провалилась в забытье.
Когда она очнулась, то не могла бы сказать, прошло несколько часов или несколько дней. Сияло Солнце, испаряя зловонную болотную воду. Во рту было мерзко – наверное, нахлебалась воды. Желудок в муках дернулся, и ее вырвало.
– Мама, – пропищал детский голосок.
Чумазая Ирочка выглядывала из-за трухлявого пня. На мху валялись разодранные остатки сумки, порванная карта и обслюнявленный волчатами компас.
Варя поползла к дочери по прогибающемуся мху, не решаясь подняться на ноги. Каждое движение вызывало жгучую боль в плече, ноги, все в следах укусов, ныли.
– Мама, это ад? – спросила Ирочка.
– Да, – глухо ответила Варя. Язык едва ворочался в горле.
Глаза ребенка расширились:
– Я так и думала, что мы уже на том свете!
Весь день они ползли, осторожно подтягиваясь на руках, без еды и питья. Сумку разодрали волки, авоська с одеялом и фляжкой сгинула в болоте. Лишь к вечеру показалась твердая почва, вдали замаячил лесок, но Варя уже не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Ночью сквозь дрему она чувствовала, как по ней прыгают лягушки и что-то ползает, но не просыпалась.
Утром они добрались до леса, встали наконец на непослушные ноги, нашли озерцо. Долго пили, стоя на коленях, потом Варя отмывала грязь и тину. Ирочка рылась в траве в поисках ягод. Варя пыталась поесть принесенное дочерью, но измученный желудок отказывался принимать пищу.
В сумерках впереди послышались голоса. Люди, оживилась Варя. Ноздри уловили запах костра и жареного мяса, и желудок снова прыгнул к горлу.
– Мама, Ирочка хочет кушать, – затеребило ее дитя. – Пойдем туда, нас покормят.
Варе очень хотелось бы на это надеяться. Даже не на то, что покормят – о еде она не могла думать без тошноты. Она мечтала о безопасности. О том, чтобы наконец остановиться, сесть у костра и не уходить в холодную ночь. О том, чтобы доверчиво опереться о чье-нибудь плечо. Но это были всего лишь прекрасные мечты.
Она не спешила выбегать навстречу людям. Пуганая ворона куста боится. Она опустилась на четвереньки, медленно подкралась ближе, ориентируясь по запаху.
Варя осторожно раздвинула кусты, чтобы посмотреть, кто там у костра, как вдруг чья-то тяжелая нога придавила ей спину, а к виску прижалось холодное дуло квантора.
– Дерьмо и моча! Ты быть шпион?
Говорили с сильным акцентом. Варя судорожно сглотнула.
Ее вытащили на полянку, где горел костер. Трое иррийцев в сером – Варя вспомнила, такая форма была на десантниках, – уписывали печеную утку. Четвертый одной рукой держал за шиворот ее, другой – Ирочку. Он что-то сказал товарищам по-иррийски.
На нее уставились с враждебностью и подозрением. Самый молодой ощупывал взглядом все, что виднелось в прорехах ее изорванного платья. Он что-то спросил; тот, кто ее держал, ответил ему. Даже не зная языка, Варя поняла, о чем они говорили, по выражениям лиц и интонациям. Первый претендовал на нее, второй образумил: сначала надо допросить.
Он грубо швырнул ее на землю, так что она чуть не закатилась в костер, прижал ногой горло.
– Кто ты быть? Отвечать быстро. Не отвечать – мы ломать ноги. Имя?
У Вари хватило ума воспользоваться прозвищем.
– Барби, – прохрипела она, – Котова, – это была ее девичья фамилия.
– Что ты делать здесь?
– Мы… мы с дочкой гуляли в лесу… ягоды собирали, грибы…
– Где быть твой корзина? – он нехорошо усмехнулся и ударил ее ногой в лицо. Варя охнула, во рту стало солоно. – Это не есть правда. Отвечать правда, женщина!
– Ну, я… – Варя всхлипнула от боли в разбитых губах, – на самом деле я ищу одного человека… ну… своего мужа…
Молодой расхохотался:
– Твоя нашла четыре хороший мужчины. Это больше хорошо, чем один – а?
Старший выругался и снова ударил:
– Ты говорить неправда. Бред кобылы, так?
Забытая Ирочка тихонько хныкала, размазывая слезы грязными ручками.
– Что здесь происходит? – раздался внезапно голос, привыкший приказывать. Он, конечно, говорил по-иррийски, но смысл слов был совершенно ясен из ситуации.
Все замерли. У костра появились двое. Один был мужчиной неопределенного возраста: может, лет сорока по земному счету, а может, и восьмидесяти. Черные некогда волосы серебрились седыми прядями, но военные седеют рано. Глаза цепкие, черные, как уголь, в движениях – ленца сытой пантеры. На рукаве серого плаща переливались золотом два больших квадрата. Какой-то высокий чин, догадалась Варя. А тот, что держится чуть позади, совершенно седой и жилистый, как старая скаковая лошадь, наверное, его адъютант.
– Шпионку поймали, командир, – нарушил молчание один из солдат. – Говорит, мужика разыскивает, но явно врет. Наш пост из кустов разглядывала, высматривала что-то. Не признается, дерьмохлёбка. Разрешите пытать?
Высокий чин окинул хватким взглядом всех четверых, Варю и Ирочку и брезгливо процедил:
– Идиоты. Шпионы не ходят на задания с детьми. Пошли все вон.
– Но тогда хотя бы… – попытался возразить молодой.
В глазах офицера мелькнули свирепые огоньки. Адъютант быстро взял сопляка под локоток и повел прочь от костра. Остальные последовали за ним, тревожно оглядываясь и перешептываясь.