Генеральская правда. 1941-1945
Шрифт:
В отличие от других стран Восточной Европы, в Польше армейская контрразведка (Главное управление информации — ГУН) находилась в структуре Войска Польского и подчинялась министру национальной обороны. Но это на бумаге, фактически же она была выведена из-под его контроля и по указанию Лубянки действовала независимо. Как писал Рокоссовский министру обороны СССР Н.А. Булганину в январе 1954 г., начальник военной контрразведки полковник МГБ СССР Д.П. Вознесенский «перестал... советоваться и докладывать по важнейшим вопросам», а «выходил» напрямую в политбюро ЦК ПОРП [238] .
238
Волокитина
Конфликт между министром и начальником военной контрразведки возник еще за год до этого, в связи с чем Константин Константинович поставил на одном из заседаний политбюро вопрос о переподчинении контрразведки Министерству общественной безопасности, хотя формально с его стороны было бы более логичным потребовать от Вознесенского соблюдения субординации и строгой подотчетности. По всей видимости, Рокоссовский хотел использовать сложившуюся ситуацию, чтобы избавиться от обязанности руководить службой, задачи и методы работы которой ему были не по душе.
Тогда внешне личный конфликт Рокоссовского и Вознесенского разрешился сохранением статус-кво, и лишь в 1955 г. ГУН было все-таки изъято из вооруженных сил и передано в структуру министерства национальной безопасности.
Маршал наверняка мог бы многое рассказать о тех семи годах, что он провел в Польше. Но идеологические препоны, требовавшие хранить все в тайне, рухнули значительно позже его кончины. Благодаря доктору исторических наук Ф.Д. Свердлову сохранились лишь очень лаконичные воспоминания маршала.
«Мне предстояло произвести реорганизацию Войска Польского, укрепить его боеспособность, очистить от чуждых элементов, — рассказывал Константин Константинович. — Нельзя сказать, что весь офицерский корпус Вооруженных Сил Польши тепло принял меня. Часто во время приездов в дивизии из глубины построенных на плацах для встречи войск слышались одиночные, а иногда и групповые выкрики: "Уезжайте в Россию!", "Долой красного маршала!"».
Константин Константинович подтвердил и слухи о случаях покушения на его жизнь: «В январе 1950 г. при посещении артиллерийских частей в Люблине в меня стреляли из пистолета. Выстрел был произведен с большого расстояния, и пуля пролетела мимо. Стрелявшего не нашли. Через три месяца в Познани по моей машине дали автоматную очередь. Оказался раненым сопровождавший офицер, было разбито вдребезги заднее стекло, но я не пострадал. И на этот раз стрелявших не нашли. Выступали против меня в основном бывшие участники Армии Крайовой и формирований "Национальных Вооруженных Сил". Поэтому работать в Польше было трудно» [239] .
239
Цит. по: Свердлов Ф.Д. Указ. соч. С. 24.
С годами положение Рокоссовского мало менялось к лучшему. В октябре 1953 г. он жаловался советнику посольства СССР Д.И. Заикину, что ему, как «человеку Москвы», по-прежнему чинят большие препятствия в работе, и связывал это с влиянием Бермана, Минца и Замбровского на президента Берута. Результатом этой жалобы стала рекомендация, которую на встрече с Берутом в Москве 28 декабря 1953 г. дали Н.С. Хрущев, Г.М. Маленков, В.М. Молотов и Н.А. Булганин. По мнению советских руководителей, следовало произвести перестановки в польском политбюро, чтобы устранить негативное влияние указанной выше «тройки», а также привлечь Рокоссовского к более активной работе в политбюро и ввести его в новый состав ПБ.
Рекомендации советской стороны были приняты, но серьезные взаимные претензии, которыми характеризовались отношения Рокоссовского с некоторыми членами политического руководства, в том числе с Берутом, этим не разрешились.
Очевидно, что Рокоссовский тяготился постом министра и пребыванием в Польше, не скрывал
Завершение его миссии было ускорено внутриполитическими процессами, нараставшим кризисом сталинской модели социализма в Польше, дополнительный импульс которому придал XX съезд КПСС. В этой обстановке личность Рокоссовского вызывала у все большего числа поляков острое неприятие, поскольку ассоциировалась с имперской политикой Москвы. Как скупо писали польские историки Т. Конецки и И. Рушкевич, «в результате событий и изменений, происходивших в руководстве партии и правительстве, сложилась обстановка, в которой маршал счел необходимым, не без чувства горечи и обиды выйти в отставку» [240] .
240
Конецки Т., Рушкевич И. Указ. соч. С. 212.
Советская историография, освещая этот важнейший эпизод в судьбе полководца, по сути, ограничивалась лаконичной формулой: «В ноябре 1956 года он попросил польское правительство освободить его от занимаемых должностей в связи с ухудшением здоровья. Его просьба была удовлетворена». И сегодня некоторые авторы ограничиваются ее репродуцированием, хотя неоднозначность ситуации, в которой оказался Рокоссовский и которая потребовала от него много мужества, очевидна даже при наличии немногочисленных документов об этих событиях.
Его уход с поста министра национальной обороны не был добровольным, а стал прямым следствием политического кризиса. Сторонники реформ, объединившиеся вокруг вышедшего из заключения и реабилитированного В. Гомулки, выступали за широкую либерализацию польского общества, независимый от Советского Союза политический курс и, в частности, потребовали от руководства СССР отзыва советников из вооруженных сил и органов безопасности. Кризису способствовала и неожиданная смерть Б. Берута в марте 1956 г.
Конфликт между властью и обществом вылился в массовые волнения в Познани 28 мая 1956 г., сопровождавшиеся столкновениями их участников с подразделениями госбезопасности, внутренних войск и регулярной армии и гибелью более 70 человек. Наряду с другими должностными лицами ответственность за это, по крайней мере моральную, поляки возложили и на Рокоссовского.
Готовясь к VIII пленуму ЦК ПОРП в октябре 1956 г., сторонники В. Гомулки подчеркнуто, в нарушение многолетнего порядка, не стали согласовывать состав обновленных руководящих органов с советским руководством. Вывод маршала Рокоссовского из политбюро был предрешен.
Чтобы сохранить былое влияние на польское руководство, в Варшаву выехала делегация КПСС во главе с Хрущевым. Вопреки требованиям посла СССР в Варшаве П.К. Пономаренко, польские коммунисты не стали откладывать начало VIII пленума до завершения переговоров с ней. С их стороны это была разумная предосторожность, ибо в зависимости от тех или иных результатов польско-советского диалога Москва могла и не допустить работы пленума.
Тяжелые переговоры с руководством КПСС прошли 19 октября уже после утреннего заседания пленума. Их результаты отразила следующая рабочая запись заседания Президиума ЦК КПСС, заслушавшего информацию руководителя делегации о поездке в Варшаву: «Выход один — покончить с тем, что есть в Польше. Если Рокоссовский будет оставлен, тогда по времени потерпеть» [241] . Иначе говоря, московские руководители склонялись к тому, чтобы устранить польских реформаторов силой, в чем маршалу отводилась, судя по всему, немалая роль.
241
СССР и Польша: октябрь 1956-го // Исторический архив, 1996, № 5-6. С. 182.