Генеральские игры
Шрифт:
Корягин встретил приятеля радушно. Изящная секретарша с кукольным личиком, точеной фигуркой и медовой улыбкой (Корягин всегда был неравнодушен к истинной красоте) накрыла небольшой столик в комнате шефа. Они выпили за встречу. За все хорошее, что было. За все хорошее, что ещё будет. Как всегда, Корягин влез в конфликтную ситуацию, но на этот раз не с военкомом; а с самим мэром Глушковым.
— Расскажи, — попросил Шоркин.
— Да ерунда. Ехал в автобусе. На остановке ввалилась орда мальчиков и девочек. Девочки все в бижутерии. Мальчики в коже. Смех, приколы. А самый главный хохмач — высокий
Корягин замолчал, считая, что объяснил достаточно ясно.
— И?
— Дальше автоматика. Я перехватил его руку, рванул, перебросил через себя. Мальчик лег в проходе. Нож я забрал. Ну и сглупил, не удержался. Порезал. Вспыхнул, остановиться не мог.
— Его?!
— Нет, костюмчик. Распорол обе штанины спереди и сзади и кожаный пиджачок на спине. И еще: взять бы его да отпустить, а я повел его в отделение. Выяснилось, что это сынишка мэра. Папина гордость. Учится в колледже.
— Как же тебя не стерли в муку?
Корягин усмехнулся.
— Собирались. Повезли меня на расправу в мэрию. Мэр орет: «Бандитизм! Самоуправство! Подсудное дело! Нарушение демократических прав граждан!» Я слушал, слушал, потом подошел к столу и снял трубку телефона. Все они на меня уставились как на психа. Короче, я набрал номер и вышел на корреспондента «Известий». Говорю ему: «Вот я сейчас у мэра. Его сынок нахулиганил в городе, и мэр хочет, чтобы это стало достоянием общественности. На этом случае наш уважаемый руководитель решил показать свою мэрскую строгость ко всем нарушителям. Так что я к вам зайду и расскажу обо всем подробно». Сказал и повесил трубку.
— С тобой не задремлешь!
Они расхохотались.
— Ой, смотри, Глушков — личность мерзкая. Он обид не прощает.
— Нашему командованию это известно. — Корягин произнес это с грузинским акцентом, пародируя манеру Сталина. — Мы заранее приняли меры, и мэр об этом знает.
Они снова посмеялись.
Потом говорили о деле. Корягин внимательно выслушал приятеля и пообещал:
— Дай два дня. За это время я подберу тебе дело. Закачаешься.
Действительно, ровно через двое суток Корягин позвонил Шоркину.
— Миша, с тебя магарыч. — Его голос звучал весело. — Завтра тебе проведут смотрины. Помой шею под большое декольте, постирай и погладь шнурки. Если все будет о'кей, разольешь.
— Где, когда?
— Поселок Новый… Моховая, дом четыре.
— Кто хозяин?
— Стоишь? Лучше сядь. Бергман Корнелий Иосифович. Он тебя ждет ровно в шестнадцать. Сумеешь?
«Право, — подумал Шоркин, — чтобы не упасть, такое надо слушать сидя».
Корнелий Бергман являлся одним из крупнейших финансовых воротил Приморья. Он возглавлял «Восточный Акционерный Банк» — «Вабанк» — влиятельную финансовую структуру, которая втянула в свою сферу огромную территорию на восток от Урала. Во всех рейтингах, публиковавшихся в серьезных
Дачный участок на Моховой улице окружал высокий бетонный забор. Свежим белым металлом поверху блестела спираль колючей проволоки. Где-то внутри за оградой бухали громкие собачьи голоса. Хозяева усадьбы знали об опасностях, которыми богатству грозил окружающий их преступный мир, и не боялись демонстрировать крепость своей обороны.
Оглядев ограду, Шоркин подумал, что судоремонтный завод «Комета», на котором модернизировали атомные субмарины, охранялся менее тщательно и надежно.
Притормозив у ворот, Шоркин уже собрался выйти из машины, но, к его удивлению, створка сама двинулась в сторону, открывая проезд. По обе стороны асфальтированной дорожки стояли два стража райских врат. Оба были в бронежилетах, но оружия Шоркин не заметил, хотя понял — оно должно быть.
Один из охранников с легкостью опытного регулировщика махнул рукой, показав, чтобы Шоркин проезжал без задержки. Все это производило хорошее впечатление. Охрана работала профессионально: они ждали машину и знали в лицо её владельца.
У дверей дома Шоркина встретил ещё один страж.
— Михаил Яковлевич, — «секьюрити» обращался к гостю с полной определенностью, — проходите в дом. Ключ не вынимайте. Машину отгонит на стоянку наш человек.
И это понравилось Шоркину. В дни, когда автомобиль, припаркованный к дому, может таить в себе угрозу взрыва, предосторожность была нелишней.
В светлой гостиной вокруг невысокого дубового столика в мягких креслах сидели четверо. Хозяин дома встал, вышел навстречу. Протянул руку. Улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы, явно искусственные. Представился:
— Бергман. Корнелий Иосифович, — крепко тряхнул ладонь Шоркина. — Признаться, представлял вас иначе.
— Разочаровались?
— Наоборот. — Бергман ещё раз улыбнулся. — Особенно если учесть, что с первого взгляда мне нравятся немногие. А вы проходите, садитесь. И ни на кого не обращайте внимания. У нас тут небольшой междусобойчик… Все свои. Вас это не смутит?
Шоркин удивился.
— А что должно смущать?
Бергман развел руками.
— Разве угадаешь, как человеку нравится быть среди… — он нашел удобную форму: — быть среди незнакомых.
— Все нормально, я человек толерантный.
Бергман понизил голос.
— Простите, представлять вас не стану. На этом этапе незачем.
— Согласен. — Причин возражать Шоркин не имел.
— Отлично. Немного ожидания, и подадут обед. Пока садитесь.
Шоркин погрузился в кресло, которое буквально всосало его в себя, испустив глубокий выдох.
Гости Бергмана травили анекдоты.
— В газете объявление, — говорил профессорского вида мужчина в очках в тонкой золоченой оправе. — «Ликвидирую любую фирму в присутствии заказчика».
Гости абсолютно искренне хохотали.
— Штирлиц сидит и слушает радио, — продолжил рассказчик. — Играет военный оркестр. Подходит Мюллер. Спрашивает: «Вам ещё не надоела эта музыка, партайгеноссе?» — «Тише, тише, — ответил Штирлиц, — дирижирует сам Ельцин».
На этот раз посмеялись скорее из вежливости: анекдот уже знали.