Генералы подвалов

Рыбин Алексей Викторович

— Деньги? — Настя полезла в карман. — Да у меня этих денег...

Однако, кроме ключей и смятого паспорта, недавно полученного, но уже имевшего более чем несвежий вид, в карманах ничего не было. Она вспомнила вдруг, что была у нее еще и сумочка, маленькая такая... Забыла... Где-то забыла...

— Не ищи, — вдруг сказала Люба. — У тебя было немного, я взяла. Вмазку-то на халяву никто не даст. Сама знаешь.

— А сколько там было? — спросила Настя. Она не помнила, оставляла деньги этим бандитам или нет. Если нет, то тысяча должна была остаться.

Хотя кто сейчас ей скажет — были у нее доллары, не были. Конечно, у бандитов все.

О том, что с ней произошло ночью в бандитском притоне, Настя помнила весьма смутно, и ей хотелось об этом скорее забыть. Уж очень страшными были воспоминания.

— Все твои деньги ушли. Извини. Жизнь тебе спасали. Без нас кеды бы уже отбросила. На лестнице.

— А что вы тут делаете-то? Живете? — спросила Настя. О деньгах ей говорить не хотелось.

— Ага, — ответил Толстый. — Делать нам больше не хрен, жить тут. Счас придут хозяева, мы и свалим.

— А кто хозяева?

— Инвалид один. Увидишь. Работу закончит и придет, — сказала Люба. — Так деньги-то нужны?

— А что, у тебя их много?

— Просто работу хочу тебе предложить. Ты сегодня что собираешься делать?

— Сегодня? Домой, наверное...

На самом деле ей никуда не хотелось ехать. В кармане ни копейки, значит, надо как-то крутиться, добираться ночью до Приморской. Она почему-то думала, что сейчас ночь. Да и чувствовала она себя какой-то расслабленной. Посидеть бы еще или вот полежать.

— Отмыть тебя нужно, — деловито заметила Люба. — А там, глядишь, и в люди выйдешь.

Глава 12

— Да, — продолжила Люба. — Время еще детское. Может, и сегодня заработаем. Ну, я-то точно, а вот ты... Что с тобой делать?

— А что со мной такое?

— Надо тебя одеть, почистить. С такими синяками. Хотя... Может, оно и к лучшему. — Люба с интересом разглядывала Настю, как покупатель товар в магазине. — Получше тебе?

— Все нормально.

В это время кто-то застучал по железу. Три удара, потом еще три.

— О, Инвалид явился. — Любка вскочила. — Толстый, открой.

— А кто это — Инвалид? — спросила Настя.

— Сейчас увидишь. Он тебя и определит.

Толстый, выйдя из круга, куда падал свет лампочки, исчез в темноте. «А что?» — думала Настя. Полная свобода. Инвалид определит. А что еще ей делать? Пусть, пусть определит, посмотрим, что из этого получится. Что еще ей остается? В крайнем случае, всегда можно домой свалить. В любое время. Ведь ее никто не ждет, никто за нее не волнуется.

У нее не было ни сил, ни желания сопротивляться чему бы то ни было, даже словесно. Тем более что эти ребята вызывали у Насти симпатию. Ей было занятно, чем закончится сегодняшняя встреча. Да и правда, ведь они ее действительно спасли. Хорошие люди.

Лязгнуло железо, раздались громкие шаги, и в круг света вошел Толстый. Он улыбался.

— Вся банда приперлась, блин.

Из-за его спины появился такой же маленький, но в сравнении с Толстым

немощный, худой, с бледным, истощенным лицом паренек. Одет он был в какие-то отвратительные обноски. Трикотажная серенькая кофточка, домашние тапочки, брючки, словно появившиеся откуда-то из тьмы веков.

Он окинул быстрым взглядом компанию, сидящую на толстых трубах парового отопления, только теперь Настя поняла, где они расположились, и сказал голосом начальника:

— Торчите, суки?

— Это Инвалид, — представила его Люба. — Суровый человек. Ты его не зли.

— Прикалываешься? — Инвалид зло посмотрел на Любу. — Будешь трендеть, уши на жопу натяну. Ты кто? — Он быстро перевел взгляд на Настю.

— Я? В общем-то... Настя.

— Понятно, — Инвалид повернулся к ней спиной и крикнул в темноту:

— Чего там застряли?

На крик вышли несколько человек. Настя, по мере их появления из мрака, отметила про себя, что все они дети, в том числе и этот странный мальчик Инвалид. Чуть постарше Толстого, может быть. Но помладше ее, Насти. Они с Любой, наверное, были в этой компании самые взрослые.

— Давай вперед.

Инвалид вытолкнул в центр маленького круга, образованного пришедшими детьми, парнишку, хиленького, востроносенького, в ярком спортивном костюме и белых кроссовках.

— Кто первый будет разбираться?

Все молчали. Настя с интересом наблюдала за происходящим. Это что же, суд чести, что ли?

— Хряк, вмажь ему!

Один из пацанов, покрепче остальных, вышел вперед и неожиданно зло и сильно ударил хиленького кулаком в лицо. Тот не упал, выдержал удар, мотнув в сторону головой. Изо рта у него потекла кровь, капая на грудь и оставляя на куртке темные пятна.

— Будешь, сука, деньги от товарищей ныкать? — Инвалид удержал занесенную снова руку крепыша и обратился к его жертве:

— Будешь?

— Не-е, — промычал паренек, и Настя не услышала в его голосе ни страха, ни раскаяния.

— Давайте, пацаны, — сказал Инвалид и, подойдя к Любке, присел рядом с ней на трубу.

Пацаны, дождавшись команды, кинулись на окровавленного паренька и начали его метелить. Неумело, размахивая руками, тратя много сил впустую и мешая друг другу, но все-таки очень ощутимо. Осужденный упал на земляной пол, его пинали ногами, перекатывали на спину, чтобы он открыл лицо, в которое каждый норовил попасть.

— Хорош, — скомандовал наконец Инвалид. — Хорош. Вставай, Рэппер.

Тот, кого назвали Рэппером, медленно поднялся. Смотрел он прямо, и во взгляде его по-прежнему не было ни боли, ни испуга. Видимо, подобные экзекуции не являлись для него редкостью.

— Ну, что скажешь?

— А чего тут говорить? — рассудительно ответил Рэппер, сморкаясь кровью. — Отработаю, отдам. Там немного. Чего вы из-за пустяков такие разборки-то устраиваете?

— Поговори еще мне, — оборвал его Инвалид. — Все должны честно работать. А пустяки, так с этого часа ставим тебя на счетчик. Будут тебе пустяки. Пятьдесят процентов в день. Понял?