Генератор Чудовищ
Шрифт:
– Глупо, – сказал я.
– Что глупо?
– Стоять здесь и ждать пока нас на куски порвут.
– Как же Танечка? – неуверенно так спросил. Понимал, значит.
– Нету её дома, как и тёщи твоей, и тестя. С миром что-то случилось. Бежим отсюда, пока и нас не прибрало.
Он послушался. Обратно к машине мы возвращались намного бодрее, чем шли проведать жену Валька.
– Всё, – начал я, как только мы уселись в салон его Фокуса, – к твоим родителям заезжать смысла нет.
– Это почему?
– Потому, – немного грубо. Согласен. Но пусть он, наконец, протрезвеет,
– Я жрать хочу. – О! Нашёл время. С другой стороны, подкрепиться не мешает. Я, например, после тренировки ничего не ел. Он сказал и у меня желудок заурчал диким котом.
– В кафе? Ты тоже о нём подумал?
– Да.
– Стрёмно, конечно. Но не с голоду же нам помирать. Поехали.
Облом. Поехать нам не получилась. Машина дала отказ. Не завелась. Выручила нас один раз и будет. Пришлось тащиться до кафе пешком.
Кафе оказалось не совсем кафе. На неоновой вывеске красным по красно-розовому значилось – "Гриль бар «Жадина»". Как вам название? Ничего так, сойдёт для проголодавшегося путника. Здание стекляшка. Стены из толстого стекла, закругляющие здание в овал. Вместо входных дверей переходник, какой бывает на зоне, или КПП, или лаборатории, занимающейся исследованиями болезнетворных организмов. Двери и стёкла в переходнике бронированные. Я пощупал, простучал. Может, с такими ненормальными городскими жителями так и надо. Мысленно перекрестившись, потянул за верную ручку. Дверь, зашипев, легко подалась. Мы вошли. Вторая дверь впустила нас сама, плавно отъехав в сторону.
Внутреннее убранство бара сверкало никелем и пластмассой бордовых тонов. Кожа на сиденьях стульев тоже имела оттенок переспевшей вишни. Посетителей нет. Сразу идём к стойке, за ней стоит человек в белом халате и поварском колпаке. Смотрит на нас приветливо, делает приглашающие жесты, но словами не приветствует.
Высокие круглые стульчаки у бара, как полагается, прокручиваются под тяжестью наших тел. Водрузив зады на мягкие сиденья, смотрим меню, услужливо подсунутые нам барменом-поваром-директором.
– Не густо.
Валёк расстроен. Ещё бы! Ассортимент предлагаемых блюд не балует разнообразием. В меню всего три строчки и одно блюдо. Рис. Малая порция – 100, средняя порция – 200, большая порция – 300.
– Не густо, – соглашаюсь с Валей. – Но и не дорого. Можно мне среднюю порцию.
– Средних порций в наличии нет, – отвечает повар. Выходит у него слащаво. Не сказать, что по-гейски, а так – угодливо мерзко.
– Как так нет? – Ерунда какая. Как может не быть какой-то порции, если продукт есть в наличии?
– Тары нет.
– Какой тары? – я не понимаю, о чём этот повар толкует.
– Средней.
– Блин. Тогда дайте мне две маленьких порции.
– Маленьких порций нет в наличии.
Да что он издевается, что ли.
– А что есть?
– Большая порция есть в наличии.
– Что нельзя в большую тару положить среднюю порцию.
– Нет.
– Почему?
– Таковы правила нашего заведения.
Зашибись. Этот повар-директор здорово меня бесит.
– Валёк, давай одну большую порцию на двоих возьмём.
– Я
– Понял. – Снова обращаясь к хозяину гриля, заказываю: – Две больших порции.
Он, кивая колпаком, убегает на кухню. Кухня от зала отделена занавеской-дождём, выполненной из разноцветных стеклянных палочек. Повар уходит под их мелодичный перестук, а через минуту появляется с двумя подносами, на которых стоят два огромных блюда с насыпанным горой Эверестом рисом. Действительно большие порции. Просто огроменные. Поставив подносы перед нами, повар-бармен скромно отходит на другой конец стойки, занимая позицию внимательного наблюдателя.
Зёрна риса не просто большие, они огромные. Не белые, а с лёгким желтоватым отливом. Пока Валёк наворачивает, закидывая в рот вилку за вилкой, я своим столовым прибором разгребаю породы рассыпчатого риса. Разрушаю верхушку, расчищаю, зерна осыпаются, осыпаются, осыпаются. Обвал всей конструкции Джомолунгмы открывает скрытое под странным рисом основание – белое, белее рисовых зёрен, человеческое лицо. Глаза закрыты, губы потеряли свой прижизненный сок. Лицо страдальца, экспонат высшего учебного медицинского учреждения, пособие для изучения. С головы его срезали ровно по линии верхней части лба. Волос нет, а юные мягкие черты указывают, что лицо принадлежало девочке. Шок от увиденного парадоксальным образом заставляет мозг работать на повышенных оборотах. Я понимаю, что это, мать его, за рис! Оттолкнувшись от стойки, роняя стул, вскакиваю с места. Блюдо с адским блюдом переворачивается, разбрасывая вокруг крупные зёрна псевдориса.
– Гнида! Ты что нам подсунул?!
Валя сидит с набитым ртом, выпучив глаза, смотрит на меня. Мои действия, мои слова ему не понятны. Повар же всё понимает. Пожав плечами, он, словно угадав мои мысли, кивая моей прозорливости, говорит:
– Яйца хищных клопов. Да-да. Деликатес. Твоему другу понравился.
Пришла очередь Валька прыгать горным козлом от негодования, а пуще – от отвращения. Он отхаркивает яйца насекомых, залезает в рот пальцами, скоблит ногтями язык, отплёвывается. Рыгает. Покраснев от прилива крови к голове, вызванного предрвотным кашлем, Валя смахивает со стойки блюдо с животным рисом. Он старался не дотрагиваться до его содержимого, запуская деликатес в суку повара. На него, директора-администратора гриля, попадают брызги. Увидев, что его бросок лишь отчасти достиг цели, Валя, продолжая бесноваться, выкрикивает:
– Пошёл ты! Пошёл! – На большее его утопающей в адреналине фантазии не хватает.
– Заплатить за угощение вам всё же придётся, – говорит, как угрожает, повар. Идёт к нам.
– Сам жри своих червей. – Мне не по себе, хоть я и не ел яиц клопов. – Денег захотел за такую подставу. Молись, чтобы морда цела осталась.
– А кто говорит о деньгах? – Повар, кажется, искренне удивлён. – По триста граммов крови с каждого – ваша плата за мой ужин!! – В конце он уже орёт. "Ужин" он выкрикивает, будто взрыкивает тигр-людоед. Закончив со словами, он, отцепив от пояса длинный кухонный нож, вскакивает на стойку, а с неё прыгает на моего друга.