Генетический потенциал
Шрифт:
— Так я безоружен, — усмехнулся я. — Она тоже.
— Мне что, по роже тебе дать, чтоб ты понял?
— Ладно, как скажешь, — не стал больше спорить я и задрал руки.
Коробков дождался, когда точно так же поступит норвежка, а затем пригласил бойцов. Те влетели внутрь, словно «маски-шоу» на захват особо опасных преступников. Я даже пикнуть не успел, как заработал ботинком под дых и уткнулся носом в каменный пол. Руки моментально сковали наручниками и для порядка сунули ещё раз по рёбрам. Последний удар был очень болезненным, внутри что-то хрустнуло, и я утратил
— Ну чё падаль, как тебе ощущения? — прошипел он мне на ухо. — Отдыхай пока, ещё увидимся.
— Жду — не дождусь, — сдавленным голосом ответил я о чём тут же пожалел.
Цербер держал меня за волосы и не упустил возможности придать ускорение голове, для гарантированной стыковки моей наглой рожи с полом. Снова что-то хрустнуло, хотя я прекрасно знал, что: нос.
— Отставить, Савельев! — металлическим голосом рявкнул капитан.
— Есть, — вальяжно ответил привратный охранник и наконец отвалил от меня.
Снова эта крохотная камера, в которой не то что пройтись, даже встать особо негде. Койка, мойка да толчок, чтоб нужду справить. Но мне ещё повезло оказаться в одиночке. Остальных любителей революции всем скопом затолкали в трюм. Аду не тронули, по крайней мере, пока. Ну или мне так сказали, чтоб не доставлял лишних хлопот. А ещё я был уверен, что меня скоро выпустят. Просто потому, что я действительно ни сном ни духом о готовящемся восстании.
П-хах, ну Танюха, конечно, тоже молодец. Она ведь знала, что в Аду стреляли и что та сбежала из лагеря, но лишь поязвила, так ничего толком и не сказав. Женщины. Когда у них дело доходит до конкуренции, им сам чёрт не брат. А ведь могла предупредить. Глядишь, и ситуация выглядела бы иначе. Хотя нет, ничего бы не изменилось.
— Дрыхнешь? — донёсся от двери голос Коробкова.
— Нет, — отозвался я.
— Спасибо за идею с пушками. Я подумал, что тебе будет интересно знать.
— Сработало?
— Ещё как. Странно, что мы сами до этого не дошли.
— Дошли бы, рано или поздно. Волна далеко?
— В полутора часах.
— Надеюсь, ты припёрся, чтоб меня выпустить?
— Разумеется, нет.
— Неужто про пулемёты поговорить? — Я приподнялся на локтях и посмотрел на Коробкова через крохотное оконце на двери.
— Скажи честно: ты знал?
— Короб, ты дурак? Вот ты сам как думаешь?
— Я уже не знаю, что думать.
— Что с ней будет?
— Большинство офицеров склоняется к тому, чтобы поставить её к стенке.
— А ты?
— А я тоже офицер.
— Вы же первые начали. Или скажешь, не так? За что Семецкого убили? Чтобы не рассказал о ваших тёмных делишках?
— Ты сейчас о чём?
— Ой, Короб, давай только без этой хуйни. Ты что, не знаешь, кто такой Семецкий? Или не в курсе, что видео с мутантом, которое нам Севастьянов показывал, полное фуфло?
— С чего ты взял? — спросил капитан, но в его голосе вдруг промелькнули нотки сомнения, а может, и надежды.
— С того, что профессор его
— Ты уверен? Сможешь это доказать?
— Нет. Но знаю, кто мог бы.
— Он жив.
Я аж с койки подскочил и подобрался поближе к двери, чтобы видеть газа капитана.
— Ада сказала, что у него в голове была дырка от пули. С такими ранами не живут, капитан.
— Я тоже так думал, когда внезапно сдох.
— Чё? Ты синих орехов, что ли, обожрался?
— Наниты. Эти мелкие твари, что в нас сидят, не дали мне умереть. Твой Семецкий очнулся спустя десять минут после того, как из его черепа вылетели мозги. Канадцы тоже живы, все до единого. Правда… — Капитан ненадолго замолчал, подбирая правильные слова. — Там не всё так просто.
— А можно как-то для тех, кто не понимает намёков?
— Ну как-то так, — усмехнулся Коробков и постучал себя по виску.
Его черепушка отозвалась глухим металлическим стуком. Кажется, о чём-то таком говорил профессор, когда изучал защитные свойства нанитов. Они не помогали регенерации тканей, а попросту замещали их собой. Я тогда ещё посмеялся, мол: чтобы полностью перевоплотиться, мне нужно попасть под каток.
— И как самочувствие? — искренне поинтересовался я.
— Да хрен его знает, вроде нормально. Даже не чешется.
— И теперь вы понятия не имеете, что делать с бунтовщиками, — пробормотал я.
— Так и есть, — вздохнул он.
— Ладно, а ко мне-то зачем припёрся?
— Хотел понять: причастен ли ты к этому дерьму?
— Ну и как, понял?
— Понял. Но вторую волну ты всё равно просидишь в камере.
— Боитесь, что ударю в спину?
— Не обижайся, но ситуация выглядит не лучшим образом.
— Да нет, это я как раз прекрасно понимаю. Ты прикинь, она ведь меня спасать пришла.
— Ада?
— Угу.
— Тень, ты ведь понимаешь, что тебе придётся выбрать сторону?
— Короб, какой же ты всё-таки тупой, — ухмыльнулся я.
— Ой, иди в жопу, — отмахнулся он. — Сиди, размышляй о своём поведении.
— Вам нельзя её убивать, — бросил я в спину удаляющейся фигуре.
— Почему? — спросил капитан, замерев посреди коридора.
— Тот компьютер, с которым мы встретились в горах, дал ей должность управляющего. Без неё здесь ничего не будет работать. Полковник ведь против казни, не так ли?
— Он пока не озвучил своё решение.
— Присмотрись к нему, капитан. С вашим Севастьяновым что-то не так. Надеюсь, теперь ты меня услышишь. Поговори с Семецким, он всё тебе объяснит по поводу видео.
Коробков не ответил.
Вскоре раздался лязг задвижки на двери изолятора. Я снова вернулся в койку и погрузился в тяжёлые мысли. И крутились они не только вокруг красотки-норвежки, но человечества в целом. Как я ни силился, всё равно не мог понять: почему даже на грани полного вымирания мы не способны объединиться? Зачем с завидным упорством стремимся вскрыть друг другу глотки? Кто сделал нас такими? Неужели бог, по образу и подобию своему? Тогда у него очень странное чувство юмора…